Ф'нор приподнялся на локте, осторожно отбросил пряди влажных, перепачканных соком папоротника волос с закрытых глаз девушки. Лицо ее стало спокойным, безмятежным, и горячая благодарность затопила Ф'нора. Мужчина никогда не знает заранее, как отзовется женщина на его любовь; слишком часто многообещающие намеки флирта в реальности оказываются пустым звуком.
Но Брекка и в любви была такой же искренней, такой же отзывчивой и щедрой, как всегда; в ее наивном неведении таилось больше чувства, чем в ухищрениях самой искусной женщины, когда-либо встречавшейся Ф'нору.
Веки девушки поднялись, и на долгий миг ее глаза задержались на лице Ф'нора. Затем она со стоном отвернулась, избегая его пристального взгляда.
— Ты жалеешь об этом, Брекка? — шепнул он, полный раскаяния.
— О, Ф'нор, что же я буду делать, когда поднимется Вирент'а?
Ф'нор чертыхнулся, затем замолчал и стал нежно баюкать прильнувшее к нему податливое тело. Он проклял про себя те различия, что существовали между Вейром и холдом, но пульсирующая боль в руке напомнила ему, что разница между всадниками была неменьшей. Он ясно понимал, что традиции и обычаи Крылатых, которые он почитал всю жизнь, теперь встали между ним и Бреккой. И он проклял их, и проклял себя, осознав наконец, что его неуклюжие попытки помочь девушке могли окончательно ее погубить.
Почти инстинктивно его сумбурные мысли достигли Кант'а, и Ф'нор попытался прервать контакт. Кант' не должен подозревать, какое сожаление сжимает сердце всадника из-за того, что его дракон — не бронзовый.
«Я так же велик, как самые большие бронзовые, — заявил Кант' с нерушимым спокойствием. Что-то промелькнуло в его ментальном сигнале — словно дракон слегка удивился, что должен напоминать своему всаднику про такой очевидный факт. — Я силен, достаточно силен, чтобы обогнать любого из здешних бронзовых».
— Верно! — Восклицание Ф'нора заставило Брекку повернуть голову. — Почему бы Кант'у не полететь за Вирент'ой? Во имя Первого Яйца, он может обойти любого бронзового! Даже Орт'а, если как следует постарается!
— Кант' полетит за Вирент'ой?
— Конечно.
— Но коричневые не летают с королевами. Только бронзовые могут…
Ф'нор крепко обнял девушку, пытаясь передать охватившее его ликование, облегчение и пьянящую радость, которую не мог выразить словами.
— Только по одной причине коричневые не летают с королевами — они меньше. Им не хватает выносливости для брачного полета с золотой самкой. Но Кант' огромен. Он самый большой, самый сильный, самый быстрый коричневый на Перне. Понимаешь, Брекка?
Внезапно тело ее ожило. Надежда вернула краски лицу девушки, блеск ее зеленым глазам.
— Такое когда-нибудь случалось?
Ф'нор нетерпеливо встряхнул головой.
— Пришло время отбросить те обычаи, что мешают нам. Почему бы не начать с этого?
Он снова начал ласкать ее. Брекка не сопротивлялась, но глаза ее оставались печальными, а тело застывшим.
— Я хочу, Ф'нор… О, как я хочу к тебе… — прошептала она. — Но холод охватывает меня… холод сжимает мое сердце…
Он поцеловал ее — долго, страстно, — без колебаний используя любую уловку, чтобы пробудить девушку.
— Брекка, прошу тебя…
— Испытать счастье… Что в этом может быть плохого, Ф'нор? — снова шепнула она; тело ее затрепетало.
Он снова приник к ее губам, призывая на помощь весь свой опыт, полученный в десятках случайных встреч, и всю силу своей любви, которая должна была соединить его с Бреккой телом, душой и мыслями навек. Да, навек — он чувствовал, знал… И коричневый дракон подтвердил это.
* * *
Килара кипела от ярости, когда мужчины, бросив ее на поляне, двинулись прочь. Волнение и гнев помешали ей найти подходящий ответ, но она сделает так, что эти двое пожалеют о своих словах! Она еще отплатит Ф'лару за потерю королевы файров! И с Т'бором она тоже сведет счеты! Он посмел сделать ей выговор в присутствии Ф'лара — ей, госпоже Южного, в чьих жилах течет благородная кровь властителей Телгара! О, Т'бор пожалеет об этом! Они оба пожалеют! Она им еще покажет!
Исцарапанная рука горела. Боль напомнила Киларе, что у нее были и другие причины для недовольства. Где эта соплячка? Где Брекка? Куда все подевались — в то время, когда Вейр должен быть полон людей? Почему они ее избегают? И где же, наконец, Брекка?
«Кормит ящериц. И мне тоже надо поесть». У Придит'ы был настолько сухой тон, что Килара, словно спросонок, удивленно посмотрела на свою королеву.
— Ты неважно выглядишь, — сказала она.
Поток мысленных проклятий и брани, которую Килара посылала вслед своим обидчикам, прервался, уступив место привычным заботам о самочувствии Придит'ы. Женщина инстинктивно ощутила, что не должна разрывать эмоциональной связи со своим драконом.
Ну, что ж, она не горит желанием лицезреть тупую крестьянскую физиономию этой Брекки. И ящериц она тоже не хочет видеть! Во всяком случае, не сейчас. Ужасные создания, неблагодарные! И вдобавок лишенные настоящих чувств. Эта маленькая тварь должна была понимать, что никто не собирается причинить ей вред… она хотела только показать ее.
Придит'а приземлилась на площадке кормления так резко, что Килара вскрикнула от пронзившей руку боли. Слезы выступили на ее глазах. И Придит'а тоже?
Но королева, не обращая на нее внимания, полурасправила крылья, прыгнула на жирного быка и начала насыщаться с такой жадностью, что Килара невольно забыла о своих обидах. Покончив с первой жертвой, Придит'а набросилась на вторую. Королева действительно была голодна, и Киларе пришлось признать, что в последнее время она пренебрегает своими обязанностями. Внезапно ей тоже захотелось есть; она представила себе, что второй бык — это Т'бор, третий, в которого вонзила зубы Придит'а, — Ф'лар, а завершившая обед крупная корова — Лесса. К тому времени, когда Придит'а насытилась, раздражение Килары утихло. Она вернулась в королевский вейр вместе с Придит'ой и долго скребла и чистила ее, пока кожа дракона не стала отливать ярким золотом. Наконец довольная Придит'а задремала, свернувшись на скале, нагретой солнцем, и Килара почувствовала, что искупила свою вину.
— Прости меня, Придит'а. Я не хотела обидеть тебя. Но они относятся ко мне так пренебрежительно… А каждый удар, нанесенный мне, роняет и твой престиж. Но скоро, скоро они не посмеют так обращаться с нами. Мы не останемся в этом унылом Вейре на краю света. Могущественные люди и самые сильные бронзовые станут искать наших милостей… Тебя будут чистить, скрести, умащивать маслом, холить и нежить. Ты увидишь, они еще пожалеют.
Веки Придит'ы были плотно сомкнуты, из ноздрей со слабым свистом вырывался воздух. Килара бросила взгляд на раздутый живот королевы. Она плотно поела и, пожалуй, будет спать долго.
