— И что ты хотела мне сообщить? — сухо спросил Ист, останавливаясь в трёх шагах.
Амрита подняла взгляд на стоящего Иста. Казалось, сейчас она хлопнет ладонью по траве, приглашая усесться рядом, но богиня лишь вздохнула и спросила в ответ:
— Тебе не кажется, что произошла какая-то ошибка? Все эти годы я старалась не становиться на твоём пути, хотя ты играл в очень опасные игры. Другие боги злы на тебя, да и на Хийси тоже. Подумай, правильно ли ты делаешь, развязывая эту войну? И, главное, зачем? Неужто из-за той истории с Дигди? Я думаю, за четверть века ты успел поостыть и сам теперь понимаешь, что я вытащила тебя из очень скверной истории, которая могла бы тянуться тысячелетиями. Тогда тебе было больно, и я бы поняла, если бы ты напал на меня двадцать пять лет назад. Но ведь сейчас всё уже прошло.
Ист медленно покачал головой:
— Год назад я тоже полагал, что всё прошло, но сейчас всё обстоит иначе. Думаю, что причину этого тебе знать необязательно, тем более что это внешняя причина. Она лишь помогла мне понять, что такие, как ты, не должны жить на земле. Боги — это мерзость.
— Знакомая история… Когда-то я уже слышала эти слова. — Амрига усмехнулась. — А ты подумал, каково тебе будет одному, когда ты уничтожишь всех богов? Или для Хийси ты собираешься сделать исключение? Гильгамеш исключений не делал.
— Хийси не касается людской жизни.
— Это тебе кажется, мальчик. В одних краях старика чтут как доброго бога, но кое-где он весьма суров. И жертвы ему идут отовсюду. Всякие жертвы. Просто он не так явно пользуется людьми, он стар, скука больше не мучает его. Хотя, возможно, я не права — ведь зачем-то он воспитал тебя. Или ты считаешь, что он не коснулся твоей жизни, пока ты был человеком?
Ист молчал, не зная, что ответить.
— И ещё, я бы хотела поинтересоваться у тебя, — продолжала Амрита, не глядя на Иста. — Предположим, ты сумел победить. Не знаю, как это возможно, но предположим. Однако всех богов ты при этом не уничтожишь. Ведь останешься ты, а ты тоже бог. И если, как ты только что выразился, боги это мерзость, то подумай, насколько гнусен будет единственный бог: всемогущий, вездесущий и всеведущий. Самим фактом своего существования он растопчет людей, превратив их в ничто. Сейчас тебе приходится считаться с нами. Богов незачем стыдиться, все мы давно забыли, что значит стыд. Но считаться с нами тебе приходится. А тогда ты и сам не заметишь, как перешагнёшь все границы дозволенного. То есть я, конечно, неправильно выразилась. Ты не заметишь, как перешагнёшь то, что сегодня считаешь границами дозволенного. Ты пока молод, даже по людским меркам, ты ещё не достиг старости. Люди кажутся тебе более ценными, чем подёнки или мотыльки. Но когда ты проживёшь хотя бы тысячу лет, ты поймёшь, что это точно такие же эфемериды. Ведь ты не мстишь мне, когда я вывожу термитов из своего дома. А меня не интересует, как ты обходишься со шпанской мушкой и другими кровососами, что встречаются в твоих краях. Почему же ты счёл себя вправе мстить за людей?
— Потому что они люди.
— Но ты-то не человек! Давай ты отложишь свою месть хотя бы лет на полтораста. Думаю, этого ничтожного срока хватит, чтобы ты сам начал смеяться над своей сегодняшней закоснелостью. Я не хочу, чтобы ты погибал. Люди — это ничто, а нас так мало. Тебя убьют, и мне будет не кем даже поговорить по-человечески.
— По-человечески?… — переспросил Ист. Амрита улыбнулась, не Исту, а самой себе.
— Вот именно, по-человечески. Может быть, это и неправда, но сказано искренне. Иначе здесь невозможно. Ну так как, договорились?
Ист покачал головой.
— Что ж, — Амрита сразу стала серьёзной, — могу я хотя бы узнать, что именно послужило причиной такой ненависти? Тебе показались отвратительными человеческие жертвоприношения в храме Кибелы? Так ведь в капищах Басейна, особенно на западном материке, крови льётся куда как больше. Или тебе не понравились любовные ритуалы жителей Сенны? Хотя с храмом девственных блудниц ты как-то миришься… Что тебя возмутило? Может быть, я могу исправить это? Ист, не открывая рта, вторично покачал головой.
— Я вижу, ты уже всё решил, — печально молвила богиня. — Зачем, в таком случае, ты согласился встретиться со мной?
— Я хотел посмотреть, какова ты без грима. — Голос Иста был совершенно серьёзен.
Амрита поднялась, привычно провела ладонями от обвисшей груди к бёдрам. Спросила:
— Ну как, посмотрел?
— Да.
— В таком случае — прощай, Исти. Мне жаль, что так получилось. Возможно, мы ещё увидимся, но это будет неудачный для тебя день.
Война возродилась внезапно, словно кто плеснул в пламя греческого масла. По всему миру прокатились кровавые расправы над поклоняющимися новому богу. Обрушиться на бунтовщиков всей сверхъестественной мощью боги не могли, ибо это означало бы конец мира, поскольку еретики встречались даже среди пигмеев, обитавших в чащобах Сенны, и между краснокожих дикарей, обживавших западный континент. Перебить всех мастеровых тоже не казалось возможным — комфортная жизнь, как и предсказывал когда-то Хийси, навеки полонила и людей, и бессмертных. Оставалось лишь избивать самых непокорных и угнетать всех, кто мог быть заподозрен в ереси. И, уж конечно, первые удары упали на три города, где забрали власть апологеты нового учения.
Бури и ледяные туманы обложили Хольмгард, не дозволяя судам выйти на промысел. В Индии объявилась чума и неудержимо двинулась к границам Норгая, обещая в полгода обезлюдить цветущую страну. Герцог Лиезский из своего городишка обратился ко всем странам, призывая к священному походу против богопротивного Норгая. На этот раз призыв был услышан, поход начался.
Первыми, на свою беду, высунулись жрецы морского бога. Басейн наконец сообразил, как именно его обманули, и вывел авгуров вместе с монастырской дружиной против города. Сначала одно за другим были произнесены мрачные пророчества, затем дело дошло до открытой войны. В неуказанное время страшный рёв обрушился на дома. Люди падали на улицах замертво, у некоторых шла кровь из ушей. Животные бесились и набрасывались на собственных хозяев. Одновременно монастырская дружина подошла к стенам Монстреля и воем бронзовых труб сокрушила одну из воротных башен. Более жрецы ничего сделать не успели, потому что со стен ударили пушки. Хотя со времён Хольмгардской обороны прошло не так много времени, это были совсем иные пушки. Мортиры картечью снесли явившегося врага, а длинноствольные кулеврины обрушили зажигательные бомбы прямо на крыши святилища. Великий магистр погиб под обломками, жрецы частью разбежались, частью разделили его участь. Оракул горел два дня, покуда от него не остались лишь закопченные остовы стен. Осиротевшие альбатросы и поморники ещё долго кружили над развалинами, но их полёт уже ничего не предвещал.
