— Но даже мой отец не решится атаковать Асаниан, пока я буду заложником в Кундри'дж-Асане, — подчеркнул Сареван.
— Если мы туда доберемся. Даже если тебя поймают и вернут твоему отцу, у тебя будет меньше оснований для страхов, чем у меня. Никто в твоей империи не желает твоей смерти. Тогда как я и моя… — Будь что будет, — сказал Сареван. Он растянулся на спине, заложив ладони за голову. Было жарко, и он разделся, выстирал штаны и положил их сушиться на солнце. Теплые лучи согревали его кожу, в жарком воздухе разливался аромат пряного папоротника. Он зевнул. У него зачесалась спина, и он изогнулся, чтобы почесать ее.
Хирел наблюдал за ним. Не переставая думать, Сареван перекатился на живот, положив подбородок на переплетенные пальцы. У него снова начала отрастать борода. Он чувствовал, как колется щетина. По мере роста вряд ли она будет выглядеть более привлекательно, чем когда он в первый раз решил отпустить бороду. Сареван потер подбородок и попытался не обращать внимания на пристальный взгляд, направленный на него. Мгновение — или вечность — он видел в глазах Хирела сострадание. Когда Сареван вновь взглянул на него, юноша уже спал, свернувшись калачиком, словно маленький ребенок.
И все же он больше не был ребенком. Он уже вступил в стремительную пору первой возмужалости, и время незаметно, но неуклонно изменяло его от рассвета к рассвету, от часа к часу. Если при первой встрече с Сареваном на границе Карманлиоса раненый и высокомерный Хирел доставал ему до плеча, то теперь его рост увеличился на целую ладонь. Его голос почти перестал срываться, а если это и происходило, то звучал он хрипло, а не визгливо. Совсем скоро этот голос будет низким, а ростом Хирел уже и теперь превосходил многих сверстников. Его плечи становились крепче и шире, и кафтан обтягивал их чересчур плотно. В нем почти не осталось прежней мягкости, и только нежная округлость щек и подбородка да полные губы еще напоминали о том, что когда-то он смахивал на девушку. Хирел становился мужчиной именно тогда, когда мужество было важнее всего.
И все же в некоторых вопросах он оставался по-прежнему юным: это проявлялось в том, что он ел, и в том, как долго он спал.
— Ты рожден от кровных родственников, — сказал Сареван, когда они разбили лагерь к западу от Индерана. — Твоя кровь хороша, но она слаба. И даже если тебе захочется иметь сына, чтобы впоследствии воспитать из него мужчину, ты, парень, ничего не сможешь поделать: у тебя нет сестры, которую ты мог бы взять в жены.
— Что! — вскричал Хирел с притворным, а может быть, и искренним негодованием. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я должен наплодить целый выводок метисов?
— Смешанная кровь сильна, — ухмыльнулся Сареван. — Посмотри хотя бы на меня. Во мне смешались все существующие расы. Восемнадцать дней назад я чуть ли не разлагался, а теперь — вот он я. Я могу скакать всю ночь, питаясь лишь воздухом и мясом дикого оленя, я полдня провожу в седле, утоляя жажду солнечным светом, и при этом я гладкий, как тюлень.
Сареван намеревался пошутить. Но, посмотрев на себя, он чуть заметно вздрогнул. «Ха, — подумал он, — а ведь это правда!» Он действительно был силен как никогда. Он ощупал свое лицо, подавляя желание достать осколок зеркала. Все углы и впадины были прежними, кожа уже не так туго обтягивала череп.
И все это благодаря воздуху, и мясу дикого оленя, и солнечному свету, а еще снам, которые, хоть и были тягостными, не превращались в пытку. И по-прежнему их никто не преследовал. Никто.
Однажды Хирел отважился сделать вылазку в город, вооруженный своим загорелым лицом, бродяжьим одеянием и пригоршней серебряных монет. Он вернулся с набитыми дорожными мешками и с последней монеткой в кошельке.
— Я принес новости. — Он сел на корточки рядом с Сареваном, который жадно набросился на сладости, ставшие для него главной наградой. Пока Сареван смотрел на него с полным ртом сладостей и пряностей, юноша съел немного орехов в меду. — Нет, Солнечный принц, я ничего не слышал о нашем побеге и не видел ни малейших признаков погони. Ходят слухи, что принц Саревадин находится в Хан-Гилене у деда и готовится к исполнению нового долга: вскоре он должен стать регентом Янона. Это задумано, чтобы подготовить его для более великого трона.
У Саревана захватило дух. Пряник потерял внезапно свой вкус, и он с трудом доел его. Пальцы сами потянулись к свежей поросли на подбородке. Совсем никакой погони? Вряд ли. Однако он и сам заметил это. Странно, что простолюдины так подробно обсуждают то, о чем они с отцом говорили с глазу на глаз, словно он никогда не совершал предательства и действительно послушно отправился туда, куда его хотели отправить. В этом вообще не было никакого смысла. И тем не менее какой-то смысл был, и это пугало Саревана. Словно кто-то знал или предполагал, каковы его намерения, и поощрял это или, во всяком случае, не собирался препятствовать… словно кто-то хотел замести его следы, пойти ради него на явный обман…
Шатри обещал сделать именно так, но он не обладал необходимой для этого силой. Вадин? Повелитель севера душой и телом принадлежал своему императору. Даже ради своего тезки, которого он любил как собственного сына, он не будет действовать вопреки воле Мирейна. Элиан — может быть. На это она способна. Но почему-то ему казалось, что она не участвует в этом. Князь Хан-Гилена…
Сареван трогал свою бородку и хмурился. Это была его измена, и никто больше не может быть к ней причастен. Он не хочет делить ее с некой безликой силой, с хитросплетениями причин и контрпричин, которые теперь смешивались с его собственными намерениями. Эта сила без его позволения вторгается в его планы, а он даже не может назвать ее по имени.
— О тебе отзываются очень хорошо, — сказал Хирел, не обращая внимания на терзания Саревана. — Даже самый последний бездельник помнит тебя или заявляет, что помнит. Тебе известно, что ты провел девять месяцев в темницах самого императора зла? Ты бежал с помощью огня и магии, взяв в заложники его наследника, и погиб в битве с его магами; тело твое вернулось в Эндрос, растерзанное на девять частей, которые лежали на спинах демонов. При помощи своей силы твой отец собрал останки. Он призвал твою душу от Аварьяна и снова вложил в тебя жизнь. Сделав это, он поклялся: император Асаниана будет подвергнут тем же мучениям, которые перенес ты.
Саревану хотелось вскочить на ноги и убежать в лес. Спрятаться от всего этого или ринуться навстречу судьбе, проклиная всех лжецов со всеми их обманами.
Он неподвижно сидел, следя за Брегаланом, который щипал траву, равнодушный к людям и их войнам.
