Говоривший был высок, силен и крепко пьян, он с трудом держался на ногах, но между тем выражение лица, а главное, исходящие от него флюиды агрессии, говорили о желании подраться.
— Молчишь? — Рука крепко сжала плечо. — Ребят, чего он молчит? Он никак Империю не уважает. Скажи, ты уважаешь Империю?
— Уважаю, — ответил Вальрик, не столько желая предотвратить грядущую драку, сколько для того, чтобы потом с чистой совестью сказать себе, что он хотя бы попытался решить дело миром.
— А меня уважаешь?
— И тебя уважаю.
Громила на миг задумался, а подумав, спросил:
— А как ты можешь уважать меня, если ты меня не знаешь? Врешь. Ребята, он все врет. Он — это… шпион. И… это…
— Провокатор, — подсказал Вальрик.
Пьяный с радостным ревом отшвырнул стол и, ухватив Вальрика за ворот рубахи, выволок в центр зала. Собравшаяся толпа потеснилась, освобождая место для грядущей забавы. Похоже, громила часто устраивал здесь представления, но видно задирал в основном приезжих да и бил не до смерти, в противном случае заведение давно бы прикрыли.
— Давай, Красс, покажи этому дохляку, что значит настоящий ветеран имперских войск.
Ветеран? А дело интереснее, чем казалось вначале.
— Эй ты, — Красс приближался медленно, покачиваясь из стороны в сторону, он походил на медведя-шатуна. Движения плавные, массивное тело будто перетекает из одной позы в другую. Тут, пожалуй, не простыми войсками пахнет, а спецподразделением, вроде того, что жгло кочевников.
— Сюда иди, кому сказано… или боишься? Так и скажи. У вас там все трусы, только и горазды, что князьям да попам задницы целовать… поцелуй уже и мне, раз на то пошло.
Хохот показал, что незамысловатая шутка оценена по достоинству. Толпа жаждет развлечения? Что ж, они его получат.
— Онемел… это от восторга. Вам, дикарям, все тут в новинку, привыкли там, у себя, в грязи ползать… ты б сказал чего, парень. — Красс, видя, что жертва не пытается оказать сопротивления, подошел совсем близко и почти по-дружески положил Вальрику на плечо ладонь. — Скажи, чего тебе здесь понадобилось, а?
Красс сдавил плечо, демонстрируя недюжинную силу. Наверное, если бы Вальрик умел чувствовать боль, ему было бы больно, а так… Перехватить запястье, нырок вниз, подсечка и тяжелая туша, пролетев над головой, с грохотом врезалась в стену. К чести, на ноги Красс вскочил мгновенно.
— Ты труп, — пообещал он. — Понял, сукин сын? Ты — труп. Я ж тебя урою… вот прямо здесь и урою…
Нестройный гул голосов поддержал Красса в его естественном желании.
Теперь Красс подходил медленно, осторожно, впрочем, эта осторожность не слишком ему помогла. Перехват, вывернутое под критическим углом запястье, давление чуть больше и резкий, неприятный хруст ломающихся костей. Этот хруст был единственной живой деталью, все остальное проходило словно бы мимо: сознание равнодушно фиксировало отдельные картины. Вот Красс пытается подняться с пола, прижимая сломанную руку к груди, он хочет выйти из боя, но не знает, как это сделать, не уронив собственного достоинства. Злая улыбка, нервный взгляд куда-то за спину Вальрика и тут же удар сзади. Увернуться, развернуться и ответить. Ударом на удар, ребро ладони врезается в чью-то глотку, перебив гортань, хрипящее тело оседает на пол, но смотреть или сожалеть некогда — снова нападают, на этот раз слева. Мало места… неудобно, но скорее неудобно нападающим, чем ему. Главное — не упасть. И чтобы не слишком много трупов, иначе смерть… глупо будет умереть в самом начале пути.
Кажется, кричат, но Вальрик не понимает слов. Резкий, точно удар хлыста, звук выстрела останавливает время и движение, появляется возможность выдохнуть, черт, оказывается, в легких почти не осталось воздуха. Неприятно. А стена, которая неизвестно как оказалась сзади, очень даже приятна, можно опереться. В тишине собственное дыхание кажется раздражающе громким, настолько громким, что почти заглушает звук шагов. Человек в форме приближался медленно и спокойно и, остановившись в трех шагах, произнес:
— Вы арестованы по обвинению в учинении беспорядков, непреднамеренном убийстве, причинении материального ущерба и оскорблении действием граждан Великой Империи Кандагар. С данного момента вы поступаете под юрисдикцию полиции города Деннар. Прошу следовать за мной. Сопротивление либо попытки покинуть место преступления будут расценены как отказ от сотрудничества, после чего я буду иметь право ликвидировать вас, как объект, представляющий опасность для спокойствия Великой Империи.
Вот и все, начало положено, теперь дороги назад нет. И Вальрик послушно протянул руки, металлические браслеты защелкнулись совершенно бесшумно, а на разбитых костяшках пальцев запеклась кровь. Первая, пролитая им кровь, знать бы чья. И Вальрик загадал: если кровь чужая, то все получится, а если его, то… тоже все получится. Проигрывать он не собирался.
Рубеус
При ближайшем рассмотрении оказалось, что описание Мики полностью соответствует действительности, — от замка Хельмсдорф осталась груда камней и унылый оплавленный клык башни. Часть камней уже убрали — рабочие сбрасывали их прямо в пропасть — и на расчищенной площадке устроили лагерь. Тесные палатки жались друг к другу темными матерчатыми боками, кое-где горели редкие костры.
— Боже, ну и вонь! — Мика скривилась. В черном комбинезоне она выглядела не менее впечатляюще, чем в шелковом платье.
— Ну почему люди не могут существовать, не загрязняя все вокруг? Вечно…
— Кто здесь старший?
— Дик. Он из десятой сотни, неплохой архитектор, хотя воин так себе.
— А среди людей?
— Среди людей? — Удивилась Мика.
— Да, среди людей. Мне нужен тот, кто непосредственно руководит людьми. Староста, мэр, князь. Кто?
— Н-не знаю.
— Ну так узнай. Мне нужен человек, которого остальные люди почитают за старшего. Ясно?
Мика нахмурилась. Мика обиделась. Мика поспешила выполнить приказ, и не прошло и получаса, как перед Рубеусом стоял худой, сутулый мужчина с рыжей бородой и испуганным взглядом. Его страх был неприятен, и Рубеус как можно вежливее спросил:
— Как твое имя.
— Мое, господин? Стефан. Стефан Ривка, господин, — человек беспрестанно кланялся, прижимая мятую шляпу к животу.
— Я хочу знать, Стефан, — Рубеус постарался говорить мягко, чтобы не пугать это и без того насмерть перепуганное существо, — есть ли у тебя какие-нибудь жалобы?
— Жалобы?
— Жалобы, просьбы, условия. Всего ли хватает? Еды, одежды, жилья? Ты ведь староста, ты должен знать, как обстоят дела, все ли довольны.