— Хорошо, господин. Жалоб нет, господин. Все довольны, господин. — С каждым словом Стефан склонялся все ниже и ниже. Ясно, ничего от него не добьешься. В принципе за два года Рубеус привык к подобному отношению: люди боялись да-ори, да-ори истребляли людей. Причин было множество, но чем дольше Рубеус разбирался, тем больше склонялся к мысли, что главная из них — этот неестественный, раболепный страх, который дразнил не хуже свежепролитой крови.
Черт, он снова думает, как вампир, а он не вампир, он — человек и человеком останется, несмотря ни на что.
— Вы что-то сказали? — Мика робко коснулась рукава куртки и тут же одернула руку. — Простите, я не расслышала.
— Это так, мысли в слух…
— Бывает. — Она улыбнулась. — Может, если вы не против небольшой экскурсии, я покажу строительную площадку? Хотя, честно говоря, смотреть здесь не на что, но Дик обещает, что восстановит все, как было. Он — настоящий гений, безумно талантливый… Кстати, благодаря ему в башне есть относительно нормальное жилье, правда, комната одна, но я сегодня же уберу свои вещи.
— Зачем?
— Чтобы не стеснять вас. Не волнуйтесь, я привыкла к палаткам, там не так и плохо… — кроткий взгляд, печальная улыбка, хрупкая ладонь, неизвестно каким образом оказавшаяся в его руке… Разумом Рубеус понимал, что все это — ложь, игра с определенной целью, но прекращать ее не спешил.
— Конечно, если вы не возражаете, то… там достаточно места для двоих.
Возражать? Рубеус как раз собирался возразить, но… в конце концов, выгонять женщину на улицу некрасиво… что до остального, то ему нужна лишь Коннован, и когда будет построен замок… Анке ласково и доверчиво коснулся руки. Ему тоже хотелось на свободу.
Коннован
В голове гулял звон, от одного уха к другому, и обратно. Звон мерзкий, раздражающий, почти такой же раздражающий, как свет, который пробивается сквозь сомкнутые веки.
— Давай, кисуля, открой глазки, я знаю, что ты очнулась.
Открываю. Моргаю. Наглый свет отползает куда-то в сторону, а потом ехидно подмигнув напоследок, исчезает.
— Фонарик, — объясняет Серб. — Полезная штука, жаль, что батарейки почти сели, а запасных нету. Здесь вообще с запчастями сложно. Здесь со всем сложно.
— Иди на…
Во рту пересохло, голова по-прежнему гудит, но это не помешает мне встать и сделать то, что давно следовало бы сделать. Рывок и… падаю на землю, горло стягивает тугая петля.
— Ну зачем так, кисуля, — Серб не спеша ослабляет ремень. — Неужели ты думаешь, что я не позаботился о своем… спокойствии? Хотя, если хочешь, попробуй еще разок.
Я попробовала. Руки скованы за спиной, ноги… широко разведены — еще немного и связки треснут и тоже привязаны к чему-то, но не вижу, к чему именно, зато крепко, не выдернуть.
Серб молча наблюдает за моими попытками, в конце концов, веревка на шее затягивается настолько, что я начинаю задыхаться и почти теряю сознание.
— Ну что, кисуля, убедилась? — он специально тянет, специально не ослабляет петлю, чтобы я прочувствовала… я чувствую. Свою беспомощность чувствую.
— Пластик плюс металл, специально для таких, как ты… или я. Мы ведь похожи, правда? Почему же ты тогда прогнала меня? Больно сделала. Болью за боль, Коннован, нормальный размен, как ты считаешь?
Я ненавижу его! Себя ненавижу за то, что попалась.
— Немного неудобно, правда? А я тебя предупреждал, что одна не выживешь… никогда не бросай флягу с водой, мало ли кто найдет. Специальный лак, сохнет моментально, растворяться начинает спустя восемь часов после нанесения, вызывает временный паралич и потерю сознания. Это если по инструкции, а я вот никак не могу понять, как это они отличили временный паралич от потери сознания? Результат-то один: идешь, идешь, а потом раз и заснула, и проснулась в таком вот неудобном положении.
— Я тебя убью!
— Конечно, милая, обязательно убьешь, но позже. А может быть, и не убьешь, может, тебе понравится. Я ведь заботился о тебе. Подобрал. Спрятал от солнца. Ты ведь могла умереть… — Серб тыльной стороной ладони погладил меня по щеке. — Гладкая кожа, белая. Красиво. Люблю красивые вещи…
Нет, он не посмеет, он, конечно, мерзавец, но не настолько же. Он просто хочет отомстить, напугать, но не…
— Тише, кисуля, не надо нервничать. И отворачиваться тоже не надо. Ты же не хочешь, чтобы я сделал тебе больно? Конечно, нет, ты же хорошая девочка, ласковая… люблю ласковых.
— Серб, пожалуйста…
Он не слышит или делает вид, что не слышит. Сидя на корточках, Серб разбирает мои волосы на отдельные пряди, осторожно и неуверенно ощупывает лицо. Жесткие пальцы скользят по щекам, царапают кожу на горле, разглаживают брови и замирают на губах. Глаза у Серба совершенно безумные.
— Серб, отпусти меня… ты мне нравишься, честно. Хочешь, я тебя поцелую? Отпусти, и я сделаю все, что ты захочешь. Ты же на самом деле другой, ты мне нравишься, честное слово. Ты сильный и…
Он зажимает рот рукой и печально так отвечает:
— Ложь. Вы всегда говорите ложь. Сначала одно, потом другое… потом третье… обещаете, а когда приходит момент выполнить обещанное, говорите, что имели в виду совершенно иное. Ты просишь отпустить тебя, говоришь, что я тебе нравлюсь, так почему же вчера ты прогнала меня прочь? Сейчас ты боишься, и страх заставляет тебя лгать, а на самом деле думаешь, что я такой дурак, поверю.
Думаю. Надеюсь, вернее, следует говорить в прошедшем времени — надеялась, потому что Серб, хоть и форменный псих, но отнюдь не дурак и отпускать меня не собирается.
Сукин сын!
— Вот видишь. Теперь ты искренна в своей ненависти. У тебя даже лицо изменилось, стало таким… не знаю, как описать. Честное слово, мне нравится. Вообще, интереснее, когда тебя ненавидят. Знаешь, как это обычно?
Я дернула головой. Ладонь, зажимающая мой рот, была жесткой и пахла болотом. Перстень на указательном пальце впивается в губы… а если попытаться укусить? Серб каким-то шестым чувством понимает намерение и предупреждает:
— Не надо. Если ты меня укусишь, то я вынужден буду сделать тебе больно. Очень больно, а мне бы не хотелось. Во всяком случае, не сейчас. Потом. У нас с тобой целая ночь впереди.
От этого обещания по коже бегут мурашки.
— У меня еще не было такой женщины, как ты… да-ори, они другие, более живучие, а люди умирают быстро. Там, в крепости, мне не разрешили работать с тобой, сказали, что опыта мало. Теперь опыта хватает, поэтому…
Он снял куртку, аккуратно сложил, потом неторопливо, насвистывая что-то под нос, начал расстегивать пуговицы на рубашке, а меня точно парализовало.
