Следы разных форм и размеров, все чаще незнакомые, отпечатались во влажной почве. Глотая слюни, я пошел по оленьему следу и скоро наткнулся на метки вампирской стаи. Вот так сюрприз!
Бесшумно обойдя склонившийся к земле гнилой дуб, облепленный трутовиками и мхом, я тщательно его обнюхал. Замшелый ствол был залит полупереваренной вампирской кровью, побывавшей в желудке вожака стаи. Свой запах вожак оставил на ветке, а разлапистые корни пометили рядовые бойцы. Всего вампиров было восемь, поровну мужчин и женщин. Вторжение в их охотничьи угодья грозило расставанием с жизнью.
Успокоенный лесной тишиной, я задумал незаметно преодолеть территорию злобной стаи. Ночь понемногу сдавала позиции утру. Негостеприимные сородичи, наверное, давно поохотились и отдыхали возле норы.
Отыскав тонкий ручей, я спустился в его русло и пошел вверх по течению. Лесное эхо принесло отголосок страшного звука, отдаленно похожего на вампирский визг. Я вышел из ручья и побежал в гору по мягкой траве.
Огромная тень заслонила луну. Тяжелые взмахи перепончатых крыльев нагоняли сильный ветер, гнувший со скрипом древесные вершины.
Я чуть не потерял равновесие, пытаясь разглядеть черного дракона в кружеве танцующих крон. Снижая высоту, змей изрыгнул огонь. Пламя в мгновение ока испепелило кроны пирамидальных тополей. Теперь, когда его приземлению ничто не мешало, дракон сложил за спиной крылья, растопырил когтистые пальцы коротких лап и упал вниз. Раздался жалобный вопль попавшего в беду вампира, и я, не раздумывая, бросился ему на помощь.
Пришлось мчаться на предельной скорости, перескакивая через поваленные деревья и с трудом разбирая дорогу. Лесная драма близилась к финалу. Дракон смял вампира в лапах и открыл пасть, собираясь откусить ему голову.
Я прыгнул на драконью шею, достаточно длинную и подвижную для быстрых и широких разворотов, и, не жалея зубов, ударил клыками по его прочной острой чешуе. Змей не получил и крошечной ранки, а я порезал уголки губ. Но мое нападение отвлекло его от жертвы. Рассерженно взревевший дракон отпустил раненого вампира. Мой исполосованный когтями сородич пополз в кусты.
Едва удерживаясь на скользкой шкуре, я закрепился правой ногой на основании крыла, вытащил заговоренный клинок, всадил его в грудь змея и сразу извлек.
С ревом взвившись на дыбы, змей взлетел. Я ударил клинком в ее шею, и повторил укус, всадил клыки в обнажившуюся мягкую плоть. Дракон крутанулся в воздухе, но я усидел на нем, прочно обхватив шею руками. Медленно поднимаясь, змей прижимал крылья к бокам и ударялся о сожженные стволы деревьев основанием шеи или спиной. Избегая столкновения с деревом, я не сумел удержаться на одной руке, пальцы соскользнули с чешуи.
Жадный дракон не захотел терять добычу. Он подхватил меня на лету и сдавил всеми четырьмя лапами, переламывая кости. Завывая от боли, я надрубил клинком его правую переднюю лапу, отхватив три пальца. Настала его очередь выть, точнее, реветь. Он разжал пальцы, отпустил меня. Я не упал, а подтянулся за рукоять воткнутого в его бок клинка и переполз на его спину. Каждому из сражающихся насмерть становилось все труднее управлять собственным телом: дракону от яда, мне — от боли. Почти не чувствуя ног, я намертво вцепился руками и зубами в шею противника. Частота взмахов его крыльев снижалась. Он опускался к лесу.
Яд сделал свое дело. Парализованный дракон рухнул в густую крону вяза. Ударом о мощный сук меня оторвало от его шеи. На кирпично — красный суглинок мы упали порознь. Сначала рухнул на бок дракон с треском веток и костей. Затем тихо шмякнулся на спину я, прижимая подбородок к груди.
Стая приблизилась. Повернув голову, я увидел огоньки светящихся глаз и размытые темные силуэты, от которых отделился один, богатырского роста.
Вышедший вперед атаман стаи угрожающе зарычал, давая понять, кто здесь главный.
— Угощайтесь, господа, — простонал я.
Пересиливая боль, я встал на левую ногу. На правую нельзя было поместить и части веса. Я держал ее поджатой и обнимал правой рукой тонкую березу.
— Добыча твоя, беглец, — раздался властный спокойный голос вожака. — Змеиная кровь излечит твои раны.
Я подполз к еще живому дракону и довел сражение до конца.
Вожак был прав. Драконья кровь исцелила меня и прибавила сил.
Наевшись, я уступил добычу спасенному вампиру, представившемуся Лаврентием. Пока я ужинал, он крутился рядом, хвастался своими романтическими отношениями с царицей Екатериной Второй и рассказывал придворные сплетни. Его болтовню я пропускал мимо ушей, как не обращал внимание и на громкий противный стрекот какой — то птицы, перелетавшей с ветки на ветку надо мной.
— Лаврушке повезло, что ты неподалеку очутился. Не то Горыныч все бы косточки его уж обглодал, — подметил вожак стаи.
Его слова вызвали невольную ассоциацию — лаврушкой моя кухарка Ульяна Никитична называла лавровые листы, добавляемые для аромата в суп. И действительно, Лаврентий скорее был похож на скрюченный высушенный лист, годами мявшийся в тряпичном мешочке, чем на сочный полноцветный лавр, которым венчают победителей. В линиях его серовато — белого лица подмечалась некая женоподобность. Впрочем, досталась она, по-видимому не от столичной прелестницы, а от деревенской простушки, одной из любительниц посидеть вечерком на крыльце, впитывая каждый звук. Развесив толстые губы, вылупив оплывшие водянисто — синие глаза и увлеченно ковыряя в широком носу, эта Матрена или Феклуша с упоением слушала россказни подруг, чтобы потом их разнести по всей деревне. Жиденькие русые волосенки разной длины не добавляли Лаврентию привлекательности.
В екатерининскую эпоху он, несомненно, выглядел краше. Белый парик скрывал тусклые редкие волосы. Широкие пегие брови были наполовину выщипаны, наполовину подрисовываны. Румяна, пудра, помада делали угловатое лицо гладким и ярким. Расписной камзол придавал стать фигуре. Короткие штаны — кюлоты, шелковые чулки и блестящие туфли зрительно удлиняли кривоватые ноги.
Но в лесу — нечесаный, одетый в крестьянскую рубаху с дырявыми штанами и босой, Лаврентий ничуть не походил на фаворита императрицы.
Другие вампиры хранили молчание и не подходили близко, но двое из них — рыжий и черноволосый, предупредили мое отступление при приближении вожака.
Я немного струсил.
Атаман производил жуткое впечатление, хотя в его облике не замечалось уродливости. Продолговатое лицо с крупными резкими чертами было под стать его могучему телосложению. Холодный лунный свет бледно-желтых глаз, углубленных под свод густых черных бровей, выделял из полумрака контуры его широкого прямого носа, выпуклых, равных по ширине губ и массивного подбородка. Длинные гладкие пряди черных волос, ложившиеся ему на грудь и на спину, и полностью скрывавшие уши, напоминали суповую лапшу, проваренную в дегте.
