Дрожа от ярости, я приказал:
— Немедленно!
Как только я это выкрикнул, Дурла кивнул, и все тотчас же поднялись и покинули комнату. Я повернулся к своим охранникам и приказал:
— Вы тоже.
— Ваше Величество, быть может, это не самое мудрое решение… — начал один из них.
— Я ваш император, и вы будете исполнять мои приказы! — Какими бы жалкими ни были остатки моей гордости и авторитета, этого, очевидно, все-таки оказалось достаточно, чтобы убедить гвардейцев подчиниться, поскольку они повернулись и вышли в коридор, оставив меня наедине с Дурлой.
— Есть проблемы, Ваше Величество? — невозмутимо спросил Дурла.
— Расскажи мне, как тебе это удалось, — процедил я сквозь зубы.
— Что вы подразумеваете под словом «это», Ваше Величество?
Будь я проклят, он прекрасно знал, о чем идет речь, но если в течение тех нескольких секунд, которые я собирался позволить ему прожить, он хотел поиграть в свои игры, что ж, так тому и быть.
— Я слышал, — отчеканил я, — что сюда прибыл сын Джона Шеридана. Что тебе удалось похитить его. Да? Нет?
— Нет, Ваше Величество.
— Так ты отрицаешь, что Дэвид Шеридан здесь?
— Нет, Ваше Величество, я отрицаю, что похищал его. Очевидно, он прибыл сюда по своей собственной воле.
— И с чего это вдруг он решил так поступить, а?
— Так ведь мы ж центавриане, Ваше Величество, — сказал мне Дурла. — И потому всем нашим врагам суждено попасть к нам в руки.
Я не мог поверить своим ушам.
— Что?
— Ваше Величество, — и Дурла начал расхаживать по комнате, и говорить так, будто он растолковывает азы арифметики маленькому ребенку. — Его появление здесь — это просто исполнение небольшой части моих великих провидений.
— О, нет. Только не это, — я слишком много раз слышал уже о его «провидениях» насчет будущего Примы Центавра, и о его планах насчет великой Республики.
— Все, что происходит вокруг, — и Дурла жестом указал на окно балконной двери, — происходит лишь потому, что я предвидел это, Ваше Величество. Когда великая волна центаврианских крейсеров накроет берега миров Альянса, тогда мои провидения будут реализованы до конца. Я имел волю воплотить их в реальность. Лишь потому, что я верил в них… все это и случилось.
И сегодняшнее происшествие — лишь еще один пример мощи моей веры. Я верил, что Дэвид Шеридан прилетит сюда… и он прилетел. Должен признаться, — и Дурла с невыносимо самодовольным видом облокотился на свой стол, — что когда Министр Лионэ проинформировал меня о прибытии юного Шеридана, я нисколько не был удивлен. Даже Лионэ счел необходимым отметить мое хладнокровие. Естественно. Я вижу все это столь же ясно, как вижу сейчас вас.
— И теперь, когда Дэвид Шеридан прибыл сюда, ты отошлешь его назад к родителям, не так ли?
— Я отошлю его назад? Конечно, нет, — ответил Дурла. — Не может быть, чтобы вы говорили об этом всерьез, Ваше Величество. Ведь это идеальная возможность заставить нашего величайшего врага склониться перед нашей волей.
— Ты сумасшедший! Из-за тебя вся разрушительная мощь всего Альянса обрушится на нас!
— Нет. Когда на карту поставлена жизнь его сына, Шеридан склонится перед нашей волей. Это неизбежно. Он не в силах изменить это. Он человек, а потому он слаб. Между прочим, — и Дурла усмехнулся, — я чувствую себя едва ли не виноватым перед ним.
— Виноватым? Перед ним? Но ведь флот Альянса разбомбил Приму Центавра до состояния первобытного хаоса, из которого мы с таким трудом выбрались, и ты чувствуешь вину перед ним?
— Да, потому что ему недостает той силы целеустремленности и самоотречения, которые присущи даже самому жалкому из центавриан.
Прежде, чем я что-либо ответил на эти слова, в дальнем конце комнаты открылась дверь… и я разинул рот. Честно признаюсь. Моя челюсть чуть не отвисла до самого пола.
Я увидел Мэриэл, появившуюся в дверях на непослушных ногах. Чтобы не упасть, она прислонилась к дверному косяку. На ее лице были характерные бледные цветные пятна. Очевидно, совсем недавно ее били. Я знал, что Мэриэл не появлялась на публике в последнее время, но это… это…
Я знал, что однажды Дурла уже избил ее. Но теперь это случилось снова, и то, что в то время показалось случайным инцидентом, теперь, похоже, становилось стилем поведения.
Мэриэл не слышала меня, и я задал себе вопрос, уж не повредил ли он ей какие-нибудь внутренние органы. Но затем она все-таки заметила меня и, охнув, поспешно поднесла руки к лицу, пытаясь прикрыть следы побоев. А затем торопливо отступила назад в другую комнату, и захлопнула за собой дверь.
Дурла выжидательно смотрел на меня. Он, похоже, спрашивал себя, какими еще тривиальными вопросами стану я донимать его теперь. Принуждая себя говорить четко и спокойно, я сказал:
— Так ты говоришь… что предвидел все это?
— По большей части, да.
— А предвидел ли ты… вот это? — и я обрушил свой кулак на его лицо со всей силой, на какую был еще способен.
Скорее всего, это был чрезвычайно глупый поступок с моей стороны, потому что Дурла, в конце концов, был старый солдат и до сих пор пребывал в хорошей физической форме, готовый сразиться в битве врукопашную. С другой стороны, я, хотя и имел определенный талант по части фехтования на мечах, но был много старше Дурлы и физически много слабее. В короткой схватке, я бы, наверно, смог постоять за себя. Но если бы драка хоть чуть-чуть затянулась, он бы, конечно, побил меня по всем статьям. Но опять-таки, я же император, и врожденное уважение к этому титулу, которое не могло исчезнуть из глубин его подсознания, не позволило бы ему слишком уж агрессивно наброситься на носителя этого титула.
Но не случилось ни того, ни другого. Я ударил Дурлу, не имея ни малейшего представления о том, что буду делать дальше, что может последовать, и насколько хороша была эта идея. Все, что было у меня на уме в тот момент, это отчаянное желание добиться, чтобы мой кулак как можно скорее вошел в соприкосновение с его лицом.
Приятно сообщить, что я не совсем растерял свои силы, или по крайней мере был в состоянии мобилизоваться в случае нужды. Дурла рухнул на пол, застигнутый совершенно врасплох. В тот момент мне показалось, что я мог бы даже и убить его голыми руками.
