На ночлег они устроились и вправду в канаве. Точнее, рядом с канавой, в густом ивняке по соседству с джунгарским лагерем. Степняки, видно, брезговали разбредаться по усадьбам и встали, как привыкли, на открытом месте.
Разложив поклажу и расстелив коврики, все трое растянулись на земле и уставились в высокое черное небо.
- Я вот всё думаю... - начал было Рафик.
И осекся. Все трое "всё думали". И ничего не могли придумать. Деньги кончились. Следующая выплата - через две недели. У господина Аймана тоже наверняка все в порядке с документами и купчими на рабов. И с выплатой закята тоже.
- Паршиво-то как, - подвел итог невысказанным мыслям Рафик.
- Погоди, - пробормотал Марваз. - Чует мое сердце, это только начало...
После такого обнадеживающего напутствия все трое вздохнули, накрылись одеялами - и захрапели.
Ночь внимательно смотрела на них с черного неба, изредка смигивая звездами.
Аскар, два дня спустя
Наблюдая, как снуют и подтаскивают припасы местные, Марваз недовольно морщился. Вид сытых, лоснящихся морд райских насельников приглашал его к кулачной драке. Но какой смысл в драке? Какой вообще смысл в этом походе, если мы... Тут Марваз спохватывался и прекращал думать крамольные мысли.
Собственно, врагов нигде не наблюдалось. Карматы как в воздухе растаяли. Армия халифа беспрепятственно продвигалась к столице аль-Ахсы, укрепленному городу Хаджар - вроде как туда стягивались все вражеские силы.
А в каждом вилаяте их встречало ровно одно и то же: улыбчивые лица местных, прославляющих Всевышнего и эмира верующих.
И пустые глаза рабов, подносивших мешки с припасами.
По войску пустили приказ не задираться с мирными жителями. Впрочем, желающим выкупить единоверцев из тяжкого рабства тоже не препятствовали. Говорили, что в Хамаде эмир верующих пожертвовал на освобождение девяти несчастных.
Оставив каида Хунайна надзирать за сбором продовольствия, Марваз поплелся прочь - и тут же вышел на площаденку, на которой скрипел оглоблями громадный ворот. Да и нория, которую он приводил в движение, оказалась ему впору - здоровенная, в три человеческих роста. Черпаки водяного колеса сочно шлепали по поверхности водоема, мерно выплескивая влагу в глубокий желоб.
Оглобли ворота вертели старик на пару с осликом.
Невольник с усилием налегал на бревно, со звяканьем подволакивая прикованную ногу. Марваз сжал зубы - да что ж такое... Куда ни пойдешь - везде то же самое!
Каид вгляделся в равнодушное лицо старого раба и вздрогнул: знакомые черты! Несомненно, перед ним Ваддах, сосед-переписчик, пропавший пять лет назад после карматского налета! Правда, соседу в ту пору и тридцати еще не стукнуло, а по заваленной соломой и пометом земле шаркал старик, но уж больно приметный нос крючком! Да и кожа смуглая, очень смуглая, наособицу даже среди темнолицых ятрибцев!
Каид быстро подошел и позвал:
- Дядя Ваддах!..
Старик даже не взглянул в его сторону.
- Дядя Ваддах!
Марваз налег грудью на здоровенное бревно ворота и тот со скрипом остановился. Ослик жевал волосатыми губами. Старик помигал запавшими глазами и посмотрел на каида.
- Дядя Ваддах? Это вы? Я Марваз, сын Галиба-копейщика! Помните меня, дядя Ваддах?
Осел ревнул и, пользуясь передышкой, пустил тугую вонючую струю. Невольник снова помигал и, задрав подол короткой рваной рубахи, повернулся к столбу ворота и сделал то же самое. Струи мочи потекли ему под босые ноги, пыль, в которой тянулась цепь от щиколотки, промокла и потемнела.
Старик пожевал губами и тупо налег ладонями на бревно оглобли. Марваз сглотнул и отступил в сторону. Ворот натужно заскрипел, затупал копытцами ослик.
- Эй, каид!
На площаденку, запыхавшись, выбежал Рафик:
- Идем, Марваз, во имя Всевышнего! Так ты отстанешь от войска!
- Это он. Это дядя Ваддах, - тихо сказал ятрибец. - Мой сосед.
Приятель нахмурился:
- Какая разница... Пошли отсюда, Марваз.
- Так не должно быть, - упрямо сказал каид. - Так нельзя! Людей нельзя приковывать к колесу!
Рафик угрюмо хмыкнул:
- Говорят, в Басре на каналах то же самое...
- Так то Басра!..
- Так и здесь не Ятриб, - пробормотал Рафик.
Развернулся и пошел прочь.
Марваз поглядел, как волочится по обоссанной земле цепь, и пошел за Рафиком.
Позже он сумел себя убедить, что это был не дядя Ваддах. Благородный, ученый, знающий сотни хадисов сосед не стал бы тупой скотиной при вороте. Ни за что.
Но внутри себя Марваз знал: пять лет на водяном колесе любого превратят в бессмысленное животное. Ты опоздал, каид. Опоздал.
Впрочем, такие мысли он тоже старался в себя не пускать.
Фида'а, три дня спустя
- ...Финики не сюда! Финики вон на того, белоухого! На белоухого, я сказал, ишачий сын, о незаконнорожденные, о бессмысленные, о враги веры!
Громкие вопли командующего рабами Халида отвлекли каида от тягостных воспоминаний.
Вольноотпущенник куфанца нагнал их два дня назад - уже умытый, одетый и при шести мулах. "Я погонщиком был", охотно тараторил Халид, "а войску разве не нужны погонщики при мулах?". Ушлый васитец пустил в оборот подаренные деньги - и в благодарность вез их поклажу и припасы. Ну и держался рядышком - а то мало ли что, кто их, этих местных знает, убредешь подальше от войсковой колонны, а они тебя тут же обратно на цепь пристегнут...
- Дирхем за хукку груза! - надрывался Халид. - Дирхем за хукку груза, за груз от шести хукк - скидка! Подходите, правоверные, не уподобляйтесь ишакам и вьючной скотине, мулы Халида ибн Мамдуха отвезут вашу поклажу в целости и сохранности, подходите, Халид сделает вам гибкую скидку!..
Жители Фида'а доброжелательно толклись вокруг, в дверях лавок стояли и призывно размахивали руками торговцы, с перил верхних галерей на балконах свисали черные ткани - в знак приветствия халифу из рода Умейя.
Богатый - впрочем, бедных они здесь не встретили, - большой вилаят. В ярком голубом небе белела стрела башни-аталайи - остроконечная, свежеоштукатуренная, с узким черным стягом на железном шпиле.
- А вот кому хурма! Не вяжет, не кислит, мягкая, не вязкая, хурма, кому хурма!
Морщась и щурясь на солнце, Марваз решился: хватит сидеть, как одинокая птица на ветке. Надо пойти и выпить чаю - вот как раз чайхана напротив, народу полно, но у перил террасы еще есть на коврах пара местечек.
Каид сделал шаг - и замер.
Сначала замер, потом понял, почему.
