Фрост, Кицунэ и Оливер не сводили глаз с человека, стоявшего в тени. Кицунэ тихо, утробно зарычала.
— Знаете что? — сказал человек. — Прежде чем нападать и грабить, может, попробуете для начала одолжить то, что хотите украсть?
Тон его был самый миролюбивый, но сердце у Оливера чуть не выскочило из груди. Разоблачение расстроило бы все их планы. Оно могло даже стоить им жизни.
— Покажись! — приказал Фрост.
— Как вам угодно, сэр.
Без малейшего колебания или страха мужчина приблизился к ним. Когда он вышел на свет, Оливер понял, что это тот самый человек с густыми, лохматыми черными волосами и удлиненным лицом, которого он видел в окне одного из домов по дороге сюда. Тот, чей коттедж был забит книгами.
Произношение выдавало в нем британца. Черты бледного лица оставались бесстрастными, за исключением глаз, светившихся внутренним светом. Он с любопытством оглядел обоих Приграничных, а потом и Оливера, обратив особое внимание на парку и на зачехленное ружье за спиной.
— Убей его! — прорычала Кицунэ.
Оливер вздрогнул, повернувшись к ней:
— Погоди!
— О, в этом нет никакой необходимости, милая, уверяю вас, — с сожалением произнес мужчина. — Разве это достойное вознаграждение для самаритянина, всего лишь ищущего, какое бы доброе дело сегодня совершить?
Бросив взгляд сначала на Кицунэ, а потом на Оливера, Фрост выступил вперед. К чести англичанина, тот нисколько не испугался.
— Сегодня мы слишком много слышали о вознаграждениях, — произнес Фрост. — Какого же вознаграждения ищешь ты?
Как незнакомец мог спокойно переносить угрожающее присутствие зимнего человека, да еще так близко от себя, Оливер не понимал. Впрочем, обратился мужчина не к Фросту и даже не к Кицунэ, а к единственному человеку из компании:
— По правде говоря, никакого. Матушка хорошо меня воспитала, не так ли? Но в обмен на более подходящую для вас одежду и чаепитие у камина я, признаюсь, был бы чрезвычайно рад услышать хотя бы словечко о своей родине. Большинство Заблудившихся не любят признаваться в этом, но я по ней скучаю. Слишком много лет прошло с тех пор, как я видел мир по ту сторону Завесы.
Он вежливо кивнул Фросту, но, обойдя его кругом, протянул руку Оливеру:
— Оливер Ларч, к вашим услугам.
Ларч сдержал слово. Как только они благополучно устроились в маленьком коттедже с задернутыми шторами и ярко пылающим камином, он принес поднос с чашками для Оливера и Кицунэ. Фрост участия в чаепитии не принимал. К чаю также полагались пшеничные лепешки. Правда, они были не очень свежими, но, намазанные малиновым вареньем, оказались вполне приятными на вкус. После пиршества в гостях у богов Урожая Оливер не слишком проголодался, но варенье подкупило.
Пока два Оливера разговаривали, Фрост бродил по коттеджу и рассматривал книги на стеллажах, изредка вытаскивая то одну, то другую. Взял в руки маленькую фотографию в рамочке, стоявшую на уголке письменного стола; чернильницу, которой Ларч пользовался при письме.
Оливер едва обращал внимание на кажущееся безразличие зимнего человека. Сам он поразился не только тому, что в этом месте, где столько народу намеревалось его убить, нашелся человек, жаждущий помочь им, но и тому, что незнакомец оказался его тезкой. У него из головы не выходила мысль о том, что он видит перед собой Оливера, который обрел здесь самого себя, сумев ужиться с мифами и легендами; Оливера, простая жизнь которого необычайна и в то же время ничем не примечательна. Оливер — и Оливер.
Еще он думал, о том, что, когда все это кончится — если, конечно, удастся добиться отмены смертельного приговора, — он, может быть, в самом деле сумеет остаться здесь. При этой мысли у него участилось дыхание, как у маленького мальчика, мечтающего убежать и поступить в цирковую труппу. Только это была не мечта, а реальность.
Кицунэ сидела на полу у камина, поджав под себя ноги, но ее нефритовые глаза выдавали настороженность. Она ловила каждое слово, произнесенное двумя мужчинами.
Ларч знал многих отвергнутых обществом, кто проскользнул сквозь дырочки в ткани Завесы. Бездомные люди, убежавшие из дома подростки, родители которых не слишком огорчились их исчезновению. Но гораздо чаще, по словам Ларча, происходили случаи, похожие на его собственный.
Ясной осенней ночью 1973 года шестнадцатилетний Оливер Ларч услышал за окном голоса. Они звучали из-под ясеня, который всегда притягивал его взгляд, особенно в ветреные дни. Когда Оливер вышел на улицу, чтобы выяснить, в чем дело, он увидел кого-то за деревом и окликнул его. Не получив ответа, зашел за ясень и…
…проник сквозь Завесу.
Вот так. Конечно, он искал путь назад. Если там была дыра — а ее просто не могло там не быть, — конечно, он должен был найти дорогу домой. Во всех волшебных сказках, которые рассказывала ему бабушка в его далеком детстве в Дербишире, все украденные феями люди обязательно возвращались в отчий дом. Но только не Олли Ларч. Он так и не вернулся. Случайно оказавшись в таком месте, где Завеса стала слишком тонкой и — всего на несколько ночей — нестабильной, он прошел сквозь нее, не ведая, что происходит.
Магия Завесы коснулась Оливера. А значит, он не мог вернуться домой. Никогда.
Поначалу его совсем не радовало то, что он оказался в хорошей компании, что здесь живут тысячи и тысячи людей, с которыми произошло то же самое. Но со временем он изменил свою точку зрения. Он встречал здесь детей, портреты которых с надписью «Объявлен в розыск» видел когда-то на картонных пакетах с молоком. Мужчин, чьи жены наверняка были уверены в том, что те сбежали с любовницами, и множество женщин, чьих бойфрендов или мужей обвинили в их убийстве. Конечно, измены и убийства случались и на самом деле, но каждый год небольшой процент бесконечного числа людей, пропадавших во всех странах мира, обязательно оказывался здесь.
Они были Заблудившимися, и, какую бы жизнь до этого ни вели, она оставалась позади. Здесь им приходилось строить новую.
— Глядя на вас, не скажешь, что вам было шестнадцать в начале семидесятых, — заметил Оливер.
Ларч улыбнулся.
— Ах, это одно из преимуществ жизни по эту сторону Завесы! Более долгие дни, более долгие ночи. Более долгие годы. И, спустя какое-то время, тело приспосабливается. — Он глотнул чаю, поморщился, добавил немного меду, хорошенько размешал и снова поднес чашку к губам. — Впрочем, на самом деле люди вроде меня считаются Новенькими. Изначальные смотрят на нас свысока. Слишком уж надменно, я бы сказал.
— Изначальные? — переспросил Оливер.
— Потомки древних исчезнувших народов — например, атланты. Особенно высокомерны майя и ацтеки. Поэтому-то я и поселился здесь, а не в Юкатацка. Те из нас, кто попадает сюда поодиночке, должны как-то приспосабливаться, заводить друзей, начинать с нуля. Совсем другое дело — те, кто приходит сразу большой компанией. Островитяне с Роанока[34] и многие другие, от Норфолкского батальона[35] до трех тысяч солдат из Нанкина[36]. Не считая пассажиров кораблей и самолетов… Словом, я считаю, тем, кто оказался здесь не один, гораздо легче.
