Они пробирались задами, севернее Дороги Перемирия. Почти возле каждого домика рос чудесный сад. В окнах некоторых домов они видели их обитателей. Люди ужинали, пили чай со сладостями, играли в настольные игры. В окне одной из комнат, уставленной рядами книг, мужчина с густыми черными волосами и удлиненным лицом читал, сидя в кресле с высокой спинкой. Оливер сразу вспомнил свой дом и почувствовал укол меланхолии. Он завидовал этому человеку и тому покою, что исходил от удобного кресла и старой книги.
— Оливер! — шепнула Кицунэ, обдав его ухо теплым дыханием и коснувшись руки мягким мехом.
Он повернулся к ней. Большие нефритовые глаза серьезно смотрели на него.
— Не останавливайся. Друзья могут найтись и здесь, но кое-кому из людей наверняка захочется получить вознаграждение, о котором говорил Аэрико.
Кивнув, он отошел от окна. Кицунэ устремилась за Фростом — тот уже обогнал их на целых два дома. Но сперва она сделала странный жест, точно хотела взять Оливера за руку. Он заморгал от удивления. Кицунэ тотчас убрала руку под плащ, и он не мог понять — то ли она просто хотела подать ему руку, то ли это был знак, а может, ему просто почудилось.
Фрост остановился за коттеджем, который по размеру превышал все дома, мимо которых они уже прошли. Лунный свет под тысячей углов отражался от его льдистой крыши и стены, словно дом облачился в мириады крошечных звезд. Оливер подумал, уже не впервые, что, может быть, это присутствие зимнего человека навело его на такие мысли. Но, поразмыслив, он счел это умозаключение довольно глупым. В конце концов, зимний человек — сам Джек Фрост — сотни зим бродил по миру, где родился Оливер, оставаясь незаметным для любопытных глаз.
Зимний человек окликнул Оливера с Кицунэ.
Оба поспешили к нему, осторожно косясь на вишни, росшие на заднем дворе дома. Это неожиданное напоминание об ужасном утре оказалось не слишком приятным. Оливер даже вздрогнул, увидев деревья. Он снова надел парку, и ружье в чехле у него за спиной шуршало при беге, задевая жесткую ткань.
Кицунэ, как всегда, двигалась абсолютно беззвучно.
Не успели они догнать Фроста, как Оливер услышал цоканье копыт, доносившееся с Дороги Перемирия. Поравнявшись с зимним человеком, они спрятались за угол и выглянули на Дорогу. Там действительно ехала телега, вот только животные, запряженные в нее, оказались вовсе не лошадьми. Тела почти лошадиные, но головы — как у гигантских орлов. К тому же у зверей, кажется, имелись крылья. На облучке сидел человек — больше любого из людей, которых Оливер когда-либо видел. Не великан, по стандартам этого мира, но почти такой же огромный. Телега была нагружена бочками, и на одном из бочонков примостилось какое-то темное, скрюченное существо — что-то вроде гоблина. Издалека (а Оливер подозревал, что и вблизи тоже) определить пол гоблина было невозможно. Существо куталось в лохмотья, вместо волос сияла лысина, а кожа в лучах уличного фонаря отсвечивала тошнотворно-зеленым цветом.
Телега проскрипела мимо. Оливер обернулся к Кицунэ. С языка готово было сорваться множество вопросов. Но женщина-лиса уже приложила палец к губам, слегка покачав головой. Словно искра пробежала между ними. Мгновение он просто смотрел на нее, а затем отодвинулся, удивляясь, как легко ей удалось проникнуть в его мысли. Красота Кицунэ обезоруживала, но вряд ли это могло быть объяснением. «Ее мифическая природа — не единственная причина, — подумал он. — Тут нечто иное».
С Дороги Перемирия послышался смех. По улице неторопливо шли трое вполне обычных людей, мужчина и две женщины. Они веселились, явно получая удовольствие от общения. Оливер с радостью отметил про себя, что одеты они старомодно, но все-таки не архаично. На мужчине были синие джинсы, сапоги и тяжелый пиджак — того рода, какие его мать всегда называла «бушлат», вошедший в моду благодаря матросам всех флотов мира. Темно-синий шерстяной бушлат.
«Парку придется снять, — подумал Оливер, — но в общем-то, смешаться с местным населением будет не так уж трудно».
Когда Дорога снова опустела, Фрост махнул, чтобы они следовали за ним. Все трое пересекли задний двор какого-то домишки и подошли к двухэтажному зданию с покатой крышей, под которой виднелось несколько маленьких, как глазки, окошек — видимо, мансарда.
В доме было темно.
Но окна небольшой пристройки рядом с ним ярко светились. Гремела музыка. По нестройному хору доносившихся оттуда голосов и смеху Оливер догадался, что это паб или бар.
— Постоялый двор, — прошептала Оливеру на ухо Кицунэ, словно прочитав его мысли. Ее дыхание было теплым и влажным.
Несколько секунд Фрост внимательно смотрел на пристройку, потом перевел взгляд на дом, за которым они прятались. Когда же он наконец посмотрел на своих спутников, краешки его губ приподнялись, образовав подобие улыбки, а ледяные брови затрещали в довольном удивлении.
— Трактир скоро закроется. Постояльцы разойдутся по комнатам, местные — по домам. Уже вот-вот. Будем надеяться, что нам попадется кто-нибудь, кто выйдет один. Хорошо бы он был еще и крепко пьян. Надо раздобыть хотя бы рубашку с курткой. Здесь такие вещи люди шьют сами, фабричная одежда сразу привлечет внимание. А еще лучше будет, Оливер, если для тебя найдутся подходящие сапоги и брюки.
— По-моему, ты доволен! — прошептал Оливер изумленно, но в то же время с облегчением. Весь вечер Фрост был такой молчаливый и мрачный, что перемена очень радовала.
— Ночь прекрасна, и никто пока не пытается нас убить, — ответил зимний человек.
Оливер широко улыбнулся в ответ.
Кицунэ откинула капюшон. Черные шелковые волосы красиво обрамляли лицо. Приподняв бровь, она предложила:
— Послушайте, я могла бы войти туда и выманить кого-нибудь наружу. На меня и тебя охотятся тайно. За нас не назначено никакого вознаграждения — ни за голову, ни за поимку. Только за Оливера. Здесь я уже бывала. Путешественники всегда останавливаются на этом дворе по пути в Перинфию.
Фрост кивнул:
— Да, это, конечно, нам бы…
Вдруг он прищурился и посмотрел куда-то за спины Кицунэ и Оливера, в ту сторону, откуда они пришли. Кицунэ нахмурилась и принюхалась, внезапно насторожившись. Но ветер дул с востока, а Фрост смотрел на запад. Оливер обернулся, и у него пересохло во рту. Образы Сокольничего и кирата вспыхнули в его мозгу. Но там был всего лишь человек. Он стоял футах в пятнадцати от них. Тень дома скрывала его от лунного света.
Из постоялого двора донесся мощный взрыв смеха. Кто-то громко и очень фальшиво заиграл на безбожно расстроенном пианино. Дверь трактира со скрипом распахнулась, а потом захлопнулась. Кто-то пожелал своему приятелю доброй ночи, и в ответ раздался скорее лай, чем слова.
