- Привет, - поздоровалась Иветта, приземляясь напротив него и выкладывая свою снедь на стол.
Ахмелюк поднял красные, явно после бессонной ночи, глаза.
- Ветка? Что ты делаешь здесь?
- Ездила на собеседование. – Иветта отхлебнула кофе. – Приняли, с понедельника на работу выхожу. А ты?
- Я тут к карбюраторщику ездил, да деталей кое-каких закупил для машины, да на КВС зашел – ну, слышала же, они летом опять открылись – Кремников сразу сказал, продолжай, мы от сотрудничества с тобой не отказывались. Денег мне тут подкинули.
- То есть на Керыльских видеосетях опять заставки будешь делать ты?
- Уже делаю, так-то. Зашел пожрать… Ты уже свои дела сделала?
- Ну да, сижу, электричку жду.
- Так чего тебе сидеть, - фыркнул Ахмелюк, заворачивая опустошенную одноразовую миску в пакет, - поехали, я домой уже так-то лыжи навострил.
- Да? – обрадовалась Иветта. – Поеду, конечно.
Начинало темнеть. Снег ослаб, хотя и не прекратился. Они сели в машину Ахмелюка, тот завел мотор, включил свет, вышел и стал скребком счищать облепивший лобовое стекло снег. Иветта меланхолично смотрела на три квадратных окошка на панели приборов, мерцающих голубой подсветкой – из-за скачущего в бортовой сети машины напряжения свет то чуть ослабевал, то становился ярче. Нет, ну он правда, что ли, думает, что она радикальная феминистка, и что того парня не пустила на квартиру только потому, что он парень? Она его не знала, тем более что одинокому мужику в принципе мало кто отваживается что-то сдавать, но раз Ахмелюк за него поручился – наверное, сдала бы, только соседки ее потом съели вместе с каблуками…
Закончив очистку, Ахмелюк сел за руль и неторопливо поехал в сторону выезда из города, разбрызгивая колесами лужи из тающего снега. Стемнело стремительно – когда они сели в машину, сумерки едва занимались, а на выезде из города была уже непроглядная темень.
- Как ты живешь, чем занимаешься, кроме заставок? – неуверенно спросила Иветта: сам он молчал все это время, но поговорить в пути о чем-то хотелось.
- Да как и раньше. Компы чиню, аниме смотрю, сосиски в печке жарю, коту пузо почесываю и хорошо себя чувствую. А, пиво еще иногда побухиваем с Корейцем. Хорошо, что он сюда приехал, нам-то есть о чем поговорить.
- Он тоже анимешник?
- Еще какой.
- И что, вы ему все-таки нашли тогда дом?
- Так нашли, - сказал Ахмелюк, щелкая кнопкой включения дальнего света. Утробно рыча, старенький «чиж», как его называл Ахмелюк за зеленый цвет и одновременно обыгрывая название завода-производителя, разогнался почти до сотни. – Летом сюда приезжал Сыч со своей Даной и с другом…
- С какой Даной?
- А, ты ж ее не знаешь… подруга его новая. Ну как новая, они где-то около года уже вместе. Ладно, не суть. В обшем, они на троих на отпуск сняли дом в Комрихе. Потом Дану все здесь достало, она домой запросилась. Сыч ее под мышку и уехал. Остался один Ленька. И где-то в это время они зашли ко мне в гости, а у меня как раз сидел Кореец, и тут ты звонишь, что нашла хозяев квартиры на Подгорной. А Корейцу – вот не поверишь, но за пять минут перед этим, - они предложили жить с ними. Места типа всем хватит, вчетвером веселее, они уедут, а Кореец продолжит дом снимать… и все такое. Так и нашли. Он и сейчас там живет.
- Ты правда тогда подумал, что я радфемка?
- Пришлось. Звучало это именно так, хоть и не хотелось мне так думать.
Иветта засмеялась.
- Какой ты глупый, Ахмелюк, ну зачем ты так обо мне думаешь?
- Какие поводы даешь о тебе думать, так и думаю. Я же тебе говорил: нельзя людей под себя подстраивать. Стало быть, и думать о тебе так, как мне хочется, я права не имею.
- А что ты можешь, кстати, сказать о том типе, который приезжал с Сычом?
- О Граче? Сыч и Грач – два вечных друга, - хмыкнул Ахмелюк. – Нормальный чувак так-то, а чего это он тебя заинтересовал? Он же с Юлькой Камелиной вроде в хороших отношениях.
- Так этим и заинтересовал. Он почти три месяца назад уехал, а Юлька все никак не может успокоиться, до сих пор слезы льет. «Он улетел, но обещал вернуться», все такое. Как она не поймет, что он ее просто бросил? А что, выгодно…
- Мы с Ленькой списывались в сети недавно, никого он не бросал, сейчас у него никого нет, кроме Юльки, они до сих пор общаются. Просто приезжать не хочет.
- Я так поняла, он ей таким образом намекнул «давай останемся друзьями». Поматросил и бросил.
- Он не спал с ней, - сказал Ахмелюк.
Иветта удивленно посмотрела на него.
- Что, не веришь? У Юльки спроси. Да, он у нее жил, но спал все это время на раскладушке.
- Я, когда от тебя ушла, одно время хотела, чтобы тебя прибрала к рукам Юлька. И ей есть кого няшить, и ты не пропадешь, и общий язык вы как-нибудь лучше, чем со мной, найдете… но потом подумала, что Юлька вообще-то тоже женщина и тоже хочет какой-то отдачи, а от тебя этого ждать бессмысленно.
- Юлька меня к рукам не приберет. Я не ее типаж, - пояснил Ахмелюк, - герой не ее романа. Как, собственно, и она – героиня не моего.
- А кто героиня твоего романа? Ты нашел кого-то?
- Да никого я не нашел, я и искать не собираюсь, успокойся, я в этом вопросе глубоко предсказуем. Если меня найдут, как ты нашла – скорее всего, выпущу шипы, потому что заранее знаю, чем это закончится, на кой мне такой геморрой?
- Наверное, ты тоже прав, в чем-то…
- Здесь я не могу быть неправ. Иногда я всегда прав. Как я думаю на данный момент – так я и должен поступать, потому что здесь решать только мне, что мне с самим собой и со своей жизнью делать. И это так же касается всех, не только меня.
- В тему-то как… - слегка поморщилась Иветта. Дворники, скрипя по стеклу, счищали успевший налипнуть тонкий слой снега – буря снова разыгралась, а из магнитолы неторопливо текла песня – «Летящий снег тихо падал на мокрый асфальт, этот сон возвращая назад, вспоминая о нашей любви…»
- А ты что, вспоминаешь того овулятора? Слышал, он и в Керыле не прижился, двинул, кажется, в Псков. Скачет там на противоабортных акциях.
- Почему ты подумал о нем?
- Ну а на кого еще мне думать?
- Нет, - сказала Иветта, слегка покачав головой, - не его. Овулятора я не любила, хотя и хорошо к нему относилась. А сейчас я его убить готова.
- Мир, конечно, не пропадет, если потеряет этого придурка, но гораздо хуже будет, если мир потеряет тебя. Тьфу такой свиньей быть. Страх подумать, какие у него вырастут дети – такие же идиоты, не иначе. Папка просто идиот, а дядька еще и голубой идиот.
- Ты его знаешь?
- Знаю. Он тут мне предложил – не в реале, конечно, по соцсети – присоединиться к торговле косметикой. Еще бы он такое в реале предложил – весь тональник бы сам у себя скупил потом…
- Не люблю гомофобов.
- А я не гомофоб, тут просто дурость, наложенная на гомосятину, видимо, у этих Кречетовых это потомственное.
Иветта не нашла, что ответить. Она молча уставилась в окно, за которым проносились с бешеной скоростью огоньки расположенного недалеко от дороги неизвестного села, слушая песню. «Это просто счастье, путь домой, где туман над рекой, и далекий такой, мой близкий берег…»
Наверное, действительно счастье.
- Так кого же ты вспоминаешь? – продолжил Ахмелюк.
- А ты готов услышать ответ? Точно готов?
- Да. Он же все равно ничего не изменит.
- Тебя я вспоминаю. Тебя-то я любила.
- Приятно слышать об этом, кстати. Хорошо, что мы в машине, а то ты рванула бы переодеваться в платье и готовить мне пожрать.
- Зачем мне переодеваться, я и так в платье. А пожрать у меня в доме ничего нет, салат один.
- Кстати о доме. Ты переехала на Подгорную?
- Нет. Подумала и решила, что лучше перетерпеть, потому что уже через неделю я овулятора почти не вспоминала. Да, обидно, когда тебя воспринимают только как племенную корову, но приятно, когда того, кто воспринимает, ты больше не увидишь.
Иветта почему-то смотрела на него очень тепло. А у нее это даже чисто визуально получалось удивительно: не так-то часто найдешь блондинок, пусть даже плохо покрашенных фальшивых блондинок, с темными, почти черными глазами.
