Все оказалось даже не просто, а очень просто. Причем насколько просто, настолько и гнусно. Впрочем, чего еще можно ожидать от людей и тем более от гоблинов? Я бы так не поступил, конечно, но… измерять по своей мерке других глупо и чревато. А вот тем, кто был по уши завязан в случившемся, такой вариант, скорее всего, показался наиболее достойным внимания, а то и вовсе единственно возможным.
Если по-простому, то тот разжиревший хмырь, которому я оставил девчонку, уяснил ситуацию не сразу — слишком ему мешало то обстоятельство, что в мозгах у него на тот момент водки было намного больше, чем серого вещества. Ну и плюс к тому девчонка говорить не могла, а излагать ситуацию письменно — это долго и нудно. Однако после того, как толстяк, оказавшийся двоюродным братом ее отца, уяснил ситуацию, процесс, что называется, пошел. Проще говоря, шестеренки закрутились, выдав на-гора мысль, что девочка — единственная наследница Махмуда, но если она вдруг исчезнет, то наследником автоматически станет он сам. Для того чтобы тихонько удавить девочку, кишка у него оказалась тонка, и он свистнул кого-то из подручных. Вот только сдуру даже не постеснялся будущей жертвы, популярно объясняя доверенному лицу задачу прямо в ее присутствии. Ну а девчонка, очевидно, в свете тех событий, которые с ней произошли за последние сутки, окончательно страх потеряла. Зато инстинкты у нее обострились до безобразия, и она, не дожидаясь, когда ей свернут шею, попросту сиганула в окно и, в чем была, примчалась к нам. Почему к нам? Да просто никого больше она здесь не знала, и мы, получается, были ее единственной надеждой на спасение. Быстро думает, зараза… Вначале попыталась достучаться до меня, но, когда это не удалось, стала долбиться к девушкам, а те, от великого, наверное, ума, открыли.
Ну вот, и что теперь прикажете со всем этим делать? Проще всего, разумеется, пинками выгнать эту молчаливую дуру… М-дя… Еще один щенок. Или же взять ее с собой, принимая на себя все сопутствующие риски. Я вам что, рыцарь без страха и упрека, чтобы постоянно левых баб спасать, а потом еще за собой целый гарем тащить? Тем более такую вот малолетку, у которой из всех достоинств — умение невероятно быстро писать. Напрактиковалась сегодня. Черт, черт, черт… И на хрена, спрашивается, мы ей тогда помогали? Замерзла бы себе спокойно, если бы не Эллина с ее слухом. Воистину добро в наше время напоминает кормление голубей. Чем лучше покормишь, тем больше потом на голову тебе дерьма выльется.
Однако внешне я остался бесстрастен — уж чему-чему, а этому за годы, проведенные в этом мире, научился неплохо. Посидел минуты две, изображая усиленную работу мысли, а потом решительно встал:
— Собираемся и валим отсюда, быстро. Мне еще одной драки только не хватало. Довезем обеих до города, а там уже будем разбираться.
Со стороны могло показаться, что я сошел с ума, но на самом деле это было наиболее рациональным способом решения проблемы. Нас будут валить в любом случае, просто как нежелательных свидетелей, потому уже, что девчонка пришла к нам. Угораздило же ее… А раз так, то нет смысла оставлять ребенка на заклание, поздно. Соответственно, берем ее с собой. И как говорится, совесть чиста, и мои потуги действовать обдуманно получают под собой логическую почву.
Увы, наши свежеиспеченные недоброжелатели, как оказалось, тоже умели думать и времени даром не теряли. Едва я начал спускаться с жилого этажа, единственный путь из которого на улицу проходил через обеденный зал, как дверь распахнулась, пропуская внутрь тех самых придурков, что встречали меня днем. Идиоты! Они бы хоть протрезвели, с такими мутными глазами и заторможенной реакцией драться не то что противопоказано — смертельно опасно. Их же сейчас любая деревенская бабка лопатой зашибет. Но ведь нет, приняли небось для храбрости стакан и пошли. Вдесятером. На меня. Всего-то вдесятером. Меня аж смех пробил. Давно, ох давно уже никто не оценивал моих возможностей настолько низко. Ну все, такой недооценкой моих способностей я оскорблен до глубины души. Больше того, я зол, а значит, сейчас буду кого-нибудь убивать.
— Какой ишак сюда приперся и спать мешает? — прорычал я, памятуя о том, что в подобной ситуации безудержная наглость может оказаться куда лучшим союзником, чем ум и логика.
— Эй ты! Дэвчонка давай!
Ну надо же, это тот самый шустрик, которого я малость побил несколько часов назад. Небось жаждой мщения пылает, скотина. И вновь акцент прорезался — видно, снова его правилам грамматики учить придется.
— О, мужик! Ты опять пришел? Я знал, что тебе понравится, — тоном медведя из пошлого анекдота[1] сказал я и широко улыбнулся гоблину. Тот, правда, почему-то не обрадовался тому, что его узнали, и стал осторожно пятиться, дабы скрыться за спинами других, но его товарищи, видимо звериным чутьем почувствовав, как процесс двинулся не в ту сторону, сдавать позиции и выдвигаться в передний ряд не торопились.
Возможно, я и смог бы развести этих лохов на пальцах, но, увы, именно в этот момент, фактически еще до начала серьезного разговора, женщины не нашли ничего лучшего, как появиться в зоне прямой видимости. И все, это послужило сигналом. Разговор сразу стал насквозь деловым и конкретным. Если совсем уж кратко, меня попытались убить.
Первым в меня полетел тяжелый металлический кубик с шипами на углах — национальное оружие гоблинов, работает не хуже японских сюррикенов и применяется с теми же целями. Хотя, кстати, у японцев что-то такое, возможно, тоже было, в одном старом фильме про ниндзя наблюдал. Не важно, главное, что бросила эту дрянь в меня умелая и твердая, несмотря на опьянение, рука, и, попади этот хрен с горы мне в голову, мой путь там бы и закончился. Только вот я бдительно следил за оппонентами, поэтому засек опасность еще на стадии броска и, разумеется, не пожелал, чтобы мне в лицо прилетало что-то тяжелое и острое. В результате метательный снаряд угодил в подпирающий крышу столб за моей спиной, а я, прыжком форсировав перила, оказался прямо напротив своих противников, очень близко и с мечом в руке.
Однако первую кровь в этой драке пролил все же не я. Сухо тренькнула за моей спиной, наверху, арбалетная тетива, и незадачливый метатель железяк рухнул, и его руки, еще не понимая, что все бесполезно и их хозяин, по сути, мертв, царапали торчащее из груди оперение тяжелого железного болта. Созданный для того, чтобы пробивать кольчуги, а при нужде и рыцарские латы, арбалетный болт проткнул жертву насквозь, высунувшись из спины, — даже я услышал чавк, с которым он воткнулся в пол, когда гоблин упал.
И вот тут оказалось, что примчавшиеся сюда пьяные рожи — отнюдь не воины. Это была та порода ублюдков, что способны напасть толпой на одного, ткнуть ножом исподтишка или учудить еще что-нибудь не слишком героическое, однако безопасное для них самих. А вот когда до кучи дерьма, плещущейся под сплошной костью черепной коробки вместо пускай тупых, но все же мозгов, доходит, что вот прямо сейчас убивать будут их самих, они мгновенно впадают если не в панику, то как минимум в ступор. Чем я, собственно, и воспользовался, успев зарубить троих прежде, чем их действия стали хоть сколь-нибудь осмысленными. Это были даже не головорезы почившего в бозе Большого Олафа, а просто впавшее в панику мясо, и реакция на смерть товарищей была лишь одна — бежать! Рубить таких амеб, озабоченных спасением исключительно собственной драгоценной шкуры, было противно, зато просто. Последний, почти успевший добежать до полуоткрытой двери, повис, качественно пришпиленный арбалетным болтом к косяку. Все, на этом бой можно было считать законченным.
