Вран, его дочь, День, посланник и Герейн укрылись от взглядов возбужденных и встревоженных гостей в комнате, в которой обычно сидел секретарь. Срочно послали за лодом-Тенью, который отсутствовал на празднике по болезни.
Вран хмурил брови и только что не рычал, Мораг, высокая и угловатая, неподвижно замерла у окна, не сводя пристального взгляда с посланника. Его высочество принц Анарен Лавенг, котрого уже семь сотен лет не должно быть на свете, сохранял спокойствие. На нем был светлый, сильно измятый дорожный костюм и легкомысленные кожаные сандалии.
– Изолируй его! – настаивал Вран.
Герейн облизал пересохшие губы.
– Черта с два. Это же мой родич. Это же принц-звезда! Я про вас в книгах читал...
Принц еле заметно дернул углом рта. Светлые, серебристые, как ртутная амальгама, лавенжьи глаза пристально, с великой неприязнью смотрели на сумеречного – так смотрит кот на умышляющего дурное ветеринара.
Письмо на мягко выделанном пергаменте лежало на столе, придавленное дыроколом и герейновым кинжалом в ножнах. Текст был написан от руки, обычными чернилами. Остатки сургуча выглядели коричневой кляксой.
И тем не менее это было письмо из Полночи. Короткое и ясное.
«Король Дара стоит на границе Наших владений. Да не сделает он шага вперед.»
– Я отзову Сэнни и его ребят, велю законсервировать вышку. Пожалуй мы и впрямь увлеклись. Не стоит ворошить осиное гнездо.
– Я говорил, что море мертвых проходит почти по краю шельфа, – жестко сказал Вран. – Я предупреждал.
– Мы же не лезем на глубину...
– С Полночью не шутят.
– Пропасть, Вран, как будто это не тебе нужны сотни тонн ископаемых!
– На твои же военные дела, Рэнни.
– Ваше королевское величество, – терпеливо сказал принц Анарен. – Я плохо ориентируюсь в современной политической обстановке, но велите отозвать людей как можно скорее. Вам не нужна война с Полночью. Никому она не нужна, и самой Полночи в том числе, я уверен в этом. Но если вы по неведению вторгнетесь в ее границы... кроме того, я располагаю данными о том, что сейчас в Даре находится наймарэ, не связанный приказом. Это может повлечь за собой ужасные последствия.
– Нам это известно. Мы пытаемся принять меры.
– Все– то Нож видел, все-то знает... – пропела Мораг. – Только его роль во всем этом неясна.
– Ваше величество, а где ваша человеческая свита? – вдруг спросил Анарен. – Не слишком ли много вокруг дролери?
– В самый раз.
– Ну что же... наверное, не полуночному судить. Хотя в мое время король обычно правил самостоятельно.
– Я и правлю самостоятельно.
Герейн развернулся, посмотрел на легендарного принца-звезду.
– Какой он? Холодный Господин.
Анарен помолчал, бросил быстрый взгляд на Врана. Черный дролери молчал, видимо не желая больше распинаться перед королем, который все равно сделает по своему. Мораг устроила тощий зад на подоконнике, скрестила руки на груди и хмыкнула. День сжал губы и сосредоточенно пялился в поплавок, не обращая или делая вид, что не обращает внимания на окружающее.
– Холодного Господина никто никогда не видел. Его приказы приносят альмы, пастухи демонов.
Герейн в который раз за сегодня посмотрел в окно – сгущались и никак не могли сгуститься прозрачные летние сумерки, Коронада сияла, как драгоценность, принаряженные гости гуляли по саду. Макушка лета. День коронации.
– Я должен точно знать, что там происходит, – сказал он. – Вран, ты обещал послать ската. Хватит прятать голову в песок. Недостаточно данных.
– Это не наша территория.
– Вран, связи нет уже несколько часов.
– Хорошо. Но я ни за что не ручаюсь. Я отправлю Райо.
– Какого дьявола Райо! – возмутилась Мораг. – Это мой скат, каррахна! А если с ним что случится?
– Потому и отправляю, что твой.
– Анарен, – Герейн крепко потер виски, поморщился – в голову как будто пачку гвоздей забили. А еще говорят, что дареная кровь не болеет. – Приглашаю тебя в свои покои. Побеседуем... пару часов, пока скат не дойдет до нашей северной границы. День, твои люди проверяют Флавена?
– Да, ваше величество. Дело идет небыстро, он много ездил...
– В свои лаборатории я эту тварь не пущу, – быстро сказал Вран. – Хоть бы она сто раз была твоим родственником. Полуночные и фолари сбивают настройки аппаратуры.
– Пустишь.
– Посмотрим.
– Ваше величество, не стоит беспокоиться, – Анарен поднялся. – Мы побеседуем, если вам того угодно, а потом у меня будет одна просьба...
* * *
По узким переулкам, минуя Северный вокзал, Рамиро спустился на набережную, но улочку пересекла полосатая лента, провешенная от стены к стене. На ленте, под тусклым красным фонариком висел плакат: «Объезд =>». Рамиро подлез под ленту и зашагал дальше.
Набережная, освещенная рыжими фонарями, пустовала. На въезде от площади Северного Вокзала, за передвижными загородками с красными огоньками стоял фургон с громкоговорителем, и там вещали:
– Проезд закрыт, пользуйтесь объездными путями. Пройти можно по Поталихе и по Светлой улице. Краснокаменная и Левобережная набережные закрыты.
Машины послушно разворачивались и ехали обратно. Пройду как-нибудь, даже если перекопали, подумал Рамиро. По той стороне, где дома, точно можно пройти. Давать крюка по Поталихе ужасно не хотелось.
Впереди, над рекой, над далекими темными холмами, за почти невидимым железнодорожным мостом, рассеченный шпилем университета, тлел бесконечный закат. На том берегу последние блики горели на крусолях Светлорецкого монастыря. По тускнеющей розовой воде ползла баржа.
Цк-цк-цк – за Рамиро трусила собака, шаркая по асфальту когтями. Остроухая, шакальего окраса, со слишком длинным для собаки хвостом. Забавно, подумал Рамиро, у фолари никогда не бывает хвоста баранкой. Ну, или он не видел.
Цк-цк-цк... к первой присоединилась вторая, черная. Пасть у нее была раскрыта, болтался длинный язык. С языка капала слюна, отмечая путь темным крапом. По проезжей части, вдоль аллеи, вытянув хвосты и разинув пасти, бежали еще три, за ними следовали слитные тени. И там, между деревьями аллеи, вспышками в свете фонарей, мелькали бурые и рыжие собачьи бока.
Сколько их, еклмн...
Рамиро ощутил беспокойство и настоятельное желание прибавить шагу. Вместо этого он остановился и обернулся к собакам:
– Девочки, вам что-то от меня надо?
Серая и черная, не сбавляя шагу, набежали на него и молча вцепились. Затрещала ткань, Рамиро взвыл от острой боли. Отскочил, пнул одну ботинком, другую двинул здоровой рукой по черепу. Они отпали на мгновение, но тут же у локтя лязгнули клыки третьей псины. Из алееи выбегали собаки, еще и еще.
