– Все путем, – думал он. – Не зря он столько ходил на эти тупые сборища. Сейчас он выполнит ее просьбу. Поймает этого псевдо мужа, который, скорее всего, где-то прокололся у нее в бизнесе. И она будет его женщиной. Без вопросов. Он завяжет со всей этой бандитской шушерой. Откроет бизнес. Выбьет из Алины всю мистическую дурь, и она нарожает ему кучу маленьких забавных седых.
– Че стоишь, поехали! – рявкнул он на шофера.
Машина сорвалась с места и двинулась по городу, по дороге собирая за собой кортеж из таких же черных иномарок.
Визг тормозов разбудил Елизавету Никифоровну.
– Вот бестолочи, – ворчала она, ворочаясь в постели. – Носятся по ночам как угорелые. Она знала, что какие-то придурки почти каждую ночь устраивают у них на дороге ночные гонки. Но старческий сон был хрупок. Вот и теперь она крутилась с боку на бок, тщетно пытаясь уснуть.
Стук в стену заставил ее прислушаться. Вот снова. Похоже, что-то опрокинула. А теперь разбили. И еще топочут как лошади. Ну и люди. Еще бы лет десять-пятнадцать назад, она бы собрала домовой комитет и хулигану, который нарушал правила общественного поведения после одиннадцати вечера, как минимум бы вынесли общественное порицание. Как максимум участковый мог бы и оштрафовать. Правда, тогда надо было бы писать заявление в милицию. Но уж она бы сумела всех организовать.
Старушка отогнала нахлынувшие воспоминания о былой хорошей жизни и вновь попыталась уснуть. И тут у соседей хлопнула входная дверь. Послышался громкий топот на лестнице, и Елизавета Никифорова не выдержала. Она накинула любимый и от того уже изрядно потертый байковый халат и, открыв дверь, вышла на лестничную площадку. Дверь у соседей была приоткрыта, и свет ровной дорожкой освещал площадку с как обычно разбитыми хулиганами лампочками.
Елизавета Никифоровна вздохнула, набралась смелости и шагнула в чужую квартиру. Пусть не думают, что если они молодые, то им все позволено. Она старательно повторяла про себя гневные слова, чтобы сразу поставить обидчиков на место. Но буквально поперхнулась первой фразой, едва войдя в прихожую.
Квартира соседей была полностью разгромлена. Пол был усыпан осколками большого зеркала, когда-то занимавшего полстены. Дверцы встроенного шкафа сиротливо поскрипывали, едва держись на вывороченных петлях. В комнатах, судя оп распахнутым дверям, царил не меньший беспорядок. Елизавета Никифоровна, осторожно пятясь задом, выползла обратно на лестничную клетку и ретировалась в собственную квартиру. Она закрылась на все два замка. Подумав, навесила старую ржавую цепочку и подбежала к телефону, купленному еще дедом.
Крутанув пару раз диск, она прошептала: «Але, милиция…» Только рассказав все и положив на место трубку, схватилась за голову. Какая же она дура! Вдруг эти грабители подумаю, что она видела кого-то из них? Сейчас столько ужасов по телевизору рассказывают. Елизавета Никифоровна добрела до домашней аптечки. Дрожащей рукой накапала карвалол и, утирая слезы, побрела к старому дивану. Потом, что-то решив для себя, легла в кровать. Укрылась с головой как маленькая девочка и вжалась в подушку.
– Я ничего не видела. Только слышала шум. Только слышала шум, – репетировала она речь для милиции, сжимая в кулаке, взятый из аптечки мерный пластиковый стаканчик.
Семеныч услышал топот над своей землянкой и открыл глаза. Она знал, что с момента отъезда новых знакомых прошло не больше, чем полчаса. Привычка определять точное время осталась у него с армии. Неужели вернулись? Что-то случилось? Он заворочался, чувствуя, как что-то давит на ребра и, выругавшись, вытащил из под себя пустую бутылку.
– Да здесь, он здесь живет, – послышался наверху голос сторожа. – К нему таксист приезжал. Больше-то не к кому.
– Таксист? Он сказал таксист. Так и есть, что-то произошло, – Семеныч с трудом открыл глаза и стал выползать из землянки.
– Да вот бомж, – раздался голос у него над ухом и свет от автомобильных фар ударил в глаза.
От неожиданности он машинально прикрыл их рукой, и это смягчило удар в челюсть нанесенный ему кем-то справа.
– Ты че, торопишься, – мягкий мужской баритон прозвучал вкрадчиво.
Но сразу чувствовалось, этот голос принадлежит тому, кто отдает приказы.
– Сейчас дед встанет и все нам сам расскажет.
Семеныч увидел прямо перед собой носки дорогих кожаных туфель и послушно закивал головой.
– Все-все расскажу, все ребятки. Что хотите, то и расскажу.
Он слышал довольное утробное ржанье окруживших его мужиков. Сколько их? Он, пытаясь подняться, неуклюже рухнул и перевернулся на спину.
– Да он пьян в стельку, – пробасил здоровяк рядом и, подхватив его за шиворот, легко поднял и поставил на ноги.
– Их семь, – посчитал Семеныч, а восьмой этот вальяжный урод, который небрежно курит дорогие сигары, облокотившись на машину.
Вот он запикал сотовым телефоном и произнес: «Мы нашли свидетеля, дорогая. Приедешь? Зачем? Как знаешь, мы на кладбище.»
Так и есть, этот владелец дорогих туфель здесь главный. Эх, вернуть бы лет десять назад. Он бы показал им, где раки зимуют.
– Вот спасибо тебе, – обернулся Семеныч к здоровяку, меланхолично играющему раскладным ножичком. – Век тебе благодарен буду. Помог старику.
– Нужна мне твоя благодарность, – здоровяк смачно сплюнул.
– Где таксист? – вкрадчивый голос вальяжного хлестнул будто плетью.
– Какой таксист? – Семеныч глуповато улыбнулся.
И тут же получил удар в живот и под колени, рухнул, скрючившись набок, и застонал, пытаясь справиться с нахлынувшей болью.
– А ведь выбьют всю правду, сволочи, – подумал он, как только боль стала утихать. – Он почти не знал таксиста. Он почти не знал и парня, которого увез таксист. И вроде, не было ему никакого резона выгораживать этих людей. Но с детства вспомнил он слова матери.
– Не знаешь, что делать, так делай, что сердце велит.
– Что сердце велит, – прошептал он разбитыми в кровь губами.
– Громче говори, козел старый, – кто-то слева, словно нехотя, пнул его в бок.
– Я все вспомнил, все расскажу, все. Только не бейте, – прошамкал старик, неловко силясь подняться. – Был здесь таксист, был. Только встать помогите? – он с мольбой взглянул на верзилу.
– Помоги, – кивнул владелец дорогой обуви.
Здоровяк лениво щелкнул ножом и одной рукой небрежно вновь поставил старика на ноги.
– Вот спасибо, спасибочки, – старик склонился в поклоне и вдруг, резко нагнувшись к коленям верзилы, обхватил их и дернул на себя. Парень, потеряв равновесие, неловко взмахнул руками. Мгновенье и нож оказался в руках деда. Щелчок. Лезвие засияло в свете луны. Еле уловимое движение, и Седой держась за живот, стал медленно сползать по капоту автомобиля. Старик бросился к остолбеневшим парням слева под ноги. Еще двое рухнули на землю. Он занес руку для удара, и тут очнувшийся верзила обрушился на него сзади.
