Мы же сделали это вдвоем, полностью осознавая весь риск, но и понимая, какие это открывает для каждого из нас возможности. И пусть моя душа обрела власть над его, свои преимущества он оценил довольно скоро. И полученный им доступ к силам, мощь которых была практически безгранична, нивелировал ту ущербность, которую он время от времени вынужден был испытывать, отдавая мне свое тело под контроль.
– Да, но… – его взгляд вновь стал задумчивым, – я вынужден постоянно сомневаться в той оценке, которую даю ее действиям. В отношении других противников я абсолютно уверен, разгадывая смысл их решений. Но принцесса Лера…
– То кажется тебе слишком наивной, то излишне проницательной. – Закончил я за него.
В принципе я мог просто частично приоткрыть ему свой разум, дав возможность осознать, что мне приходится не легче, чем ему, рассуждая об этой женщине. Но сейчас заманчивость ситуации была еще и в том, что каждый из нас искал пути самостоятельно.
– И какая же она тогда? – Он не принял моего чуть насмешливого тона, предпочтя продолжать разговор в серьезном русле.
И в этом я тоже разделял его желания. Слишком значительна была роль этой женщины, чтобы относиться к ней без почтительного уважения.
– Она склонна к авантюрам, но не любит хитрость. – Начал перечислять я спокойно, словно речь шла не о той, кого я когда-то назвал своей Единственной. – Считает искренность кратчайшим путем, но не открывается сразу и до конца, и делает это лишь в одном случае – доверяя. Она терпелива и старается многому не придавать значения, но вполне способна дать отпор, как только будет преодолена граница, которую она сама для себя устанавливает. Ее жизненный опыт не столь разнообразен, чтобы она могла быстро выстраивать логические цепочки, но она довольно легко делает это интуитивно. И это как раз то, что тебя сильнее всего и смущает – наши женщины мало чем отличаются от мужчин. Она же… просто другая.
– Но и не такая, как те, с Лилеи. – Он внимал каждому моему слову о ней, и в его глазах я видел то, о чем он еще и сам не догадывался.
Та ночь не прошла бесследно и для него. Именно нашу связь с ним я использовал, чтобы оказаться на острове, не потревожив окружающую магию и не затронув ее защиту, которая воспринимала Кадинара как «своего». И я не мог разорвать это единство все то время, что там находился. И пусть я, насколько это было возможно, отгородился от его сознания – первое же прикосновение к ее телу смело все щиты вырвавшейся страстью.
Впрочем, страстью это называть было нельзя. Это было неистовство и… трогательная нежность. Жажда обладать и… страх причинить боль. Мгновения блаженства, в которых растворилось время, моя мощь, власть, стремления, выдержка и… стыд, испытанный впервые в жизни. Я не сожалел о том, что произошло, но мне было невыносимо больно от того, что это не она сама потянулась ко мне, ища моего тепла. Не ее губы возжелали моего поцелуя. И все это стало для нее лишь сном.
Более ярким и реальным, чем тот, в котором оказался мой начальник охраны. Но… сном.
И когда я покидал остров, в его глазах была та боль, которая могла стать отражением моей, если бы мне не удалось ее скрыть.
– Даже находясь на базе, ты не сумел понять главного. – Я оказался рядом с ним быстрее, чем он успел это осознать.
И для него это стало хорошим уроком – я был слишком близок, чтобы выпустить собой с трудом контролируемое чудовище, которым был на самом деле. И когда он непроизвольно отступил назад, как сделал бы любой, кроме Сэнара и Айласа и… возможно, Леры, я смог слегка расслабиться: все, что я теперь скажу, крепко отложится в его памяти.
– Она не просто человеческая женщина. Она – маг Равновесия. И мы можем рассуждать о ее характере только до тех пор, пока не принимаем это во внимание. Потому что ничего из того, что она уже нам демонстрировала, не показало ее сущности, которую она еще и сама не осознала. Я уже не говорю о сути Равновесия, носителем которого она является.
– Мой ялтар считает, что она – опасный противник? – Его голос прозвучал с каким-то насмешливым равнодушием, но он не смог скрыть от меня того напряженного ожидания, с которым готовился услышать мой ответ.
И я его не разочаровал.
– На Дариане сейчас нет страшнее существа, чем она. И если она догадается об этом…
Но он не поверил. Глупец… Даже имея возможность чувствовать меня, он все равно не поверил.
Но это была не его вина, а скорее моя. Он, как и многие из тех, кто меня окружал, так привыкли к моей неуязвимости и непогрешимости, что начали принимать мою игру с Лерой за незатейливое развлечение, которое я себе позволил, чтобы добиться своего. Даже не допустив мысли о том, что я просто не даю ей возможности обрести то самое равновесие, в котором начнут окончательно раскрываться ее силы. А то, что это произойдет именно в моем мире, сомнений уже не вызывало.
И все, что я мог: как можно дольше оттягивать этот момент, делая все, чтобы к этому времени все необходимое для воплощения моего замысла уже произошло.
– Ее нельзя убить. – С равнодушием, от которого его горло сжало тисками, и не сводя с него отсвечивающих алым зрачков, начал я вбивать в его сознание то, что должно было спасти его жизнь и мой план. – Мир, признавший носителя сути, не позволит этого. Ее нельзя подчинить себе, сломив волю, – она будет лишь сгибаться, не теряя силы, но накапливая их. Ее нельзя запугать – поставь я перед ней ее детей и угрожай их жизни, меня уже никто и ничто не спасет. И все, что я могу, заставлять действовать других так, чтобы она сделала нужное мне. Но так, чтобы это было только ее решение. И при всем этом, что бы я ни делал, каждое ее действие будет единственно правильным в той ситуации, в которой оно будет приниматься.
– И именно поэтому, вместо того чтобы, не тревожась ни о чем, спать, доверясь мне или Айласу, вы сами отслеживаете все изменения?
Похоже, моя красноречие все-таки заставило его задуматься. И это не могло меня не радовать. Если раньше его осторожность не играла особой роли – его жизнь и нахождение рядом со мной были гарантированы, то сейчас я должен был предусмотреть все, чтобы не потерять ни одного из тех, кого хотел видеть рядом с собой и дальше.
Я не стал отвечать на его вопрос – и так сказал значительно больше, чем он должен был от меня услышать. И если бы это не касалось принцессы, он бы уже осознал, что излишне испытывал мое терпение.
– Мой ялтар, – его взгляд подернулся туманом: вот и закончился мой недолгий праздник, – вас ожидают члены Совета.
Мимолетная как тень грусть смутила меня и не осталась незамеченной им. Уж больно ярким было удивление на его лице, которое он никогда не прятал в моем присутствии. Впрочем, я тоже разрешал себе вольности, оставаясь с ним вдвоем, воспринимая его скорее человеком, чем даймоном.
