— Вот ваше оружие. — В ответ на мой недоумевающий взгляд он улыбнулся. — Не смущайтесь его видом: разумеется, это не простой зонтик. Когда дойдёт до дела, сами увидите, на что он способен. Надеюсь, дорогу к кабинету доктора Якушева помните?
Я беспомощно огляделась. Мокрый город продолжал суетиться, никому не было дела до того, что меня отправляют на бой. Никого не интересовало, что меня выдернули из постели — даже не из постели, а, как оказалось, из моего собственного тела — и сказали: «Ты будешь драться с ним сейчас».
— Но послушайте, — пробормотала я. — Понимаете, я не готова… Вы бы хоть предупредили меня заранее, что это будет сегодня! Хотя бы дня за три!
Знакомые глаза незнакомца смотрели на меня серьёзно и строго.
— А вас предупредили гораздо раньше, Анастасия. Это было, если помните, восемь месяцев назад, тридцать первого декабря, когда вы впервые увидели, кто такой Якушев. Все эти восемь месяцев вы знали, что этот день настанет. Что, скажете, нет?
Он был прав: я всё время это знала. Под его взглядом я чувствовала себя провинившейся школьницей, которая, будучи уличённой, тем не менее, пыталась изворачиваться. Его взгляд был серьёзный и проницательный, всезнающий и добрый.
— Ничего не страшитесь, Анастасия, — сказал он мягко, и от его слов мне стало тепло. — Идите смело и не отступайте. Где его кабинет, вы знаете, мы находимся совсем близко. Там бросите ему вызов, и свершится то, что должно свершиться. Удачи, Асахель…
* * *
Подплан 1
У старого, кривого дерева я спешиваюсь с коня и привязываю его к ветке. Безоблачное небо тем временем начинают затягивать тучи, тёмно-сизые, грозные, поднимается ветер. Конь тревожно ржёт, и я успокаиваю его, обняв его тёплую шею. Трава низко стелется под порывами ветра, трепещущий край туники льнёт к моим коленям, а я иду под страшным сизым небом, со щитом на плече и копьём в руке; наголенники поблёскивают при каждом моём шаге, а кольчуга позванивает.
Через какое-то время я вижу белые камни — высокие, островерхие скалы, похожие на сторожевые башни. Между ними узкий проход, и я, остановившись перед ним, что есть сил кричу:
— Кувеяш, я здесь! Вызываю тебя на бой, поганый пёс!
Одно мгновение в воздухе висит тишина, а потом небо рассекает ветвистая молния, и моё копьё по всей длине вспыхивает ровным ярким сиянием. Лёгкие мурашки бегут по телу, и я кричу ещё раз:
— Выходи и сражайся с мной, трусливый гад! Я к тебе обращаюсь, Кувеяш! Слышишь меня?
— Я слышу тебя, — прокатывается из-под туч громовой голос, от которого дрожит земля. — Напрасно ты пришла, найдёшь ты здесь лишь погибель свою! Не твоё это дело, дева, не по силам тебе победить меня. Уходи, и я отпущу отца и мать твоих, а также того, по ком болит твоя душа.
— Не верю тебе, лживая собака! — кричу я, захлёбываясь от почти ураганного ветра. — Я Асахель! Помнишь меня? Я вернулась, чтобы завершить незаконченное дело. Я изгоню тебя с земли, пришёл конец твоим злодействам!
— Мне нравится на земле, и я не покину её, — громыхает в ответ. — А тебя, глупая дева, ежели не хочешь уйти подобру-поздорову, я обращу в пепел!
Если бы не мой чудесный щит, от меня точно осталась бы лишь горстка пепла: с вершин белых камней на меня с гудением низвергается поток огня. Присев под щитом, я остаюсь невредима, даже краешка моей туники огонь не опаляет. Как только поток огня иссякает, я, не теряя ни секунды, бросаюсь в расщелину между белыми скалами.
Я оказываюсь на открытой площадке на вершине горы, и вид отсюда открывается величественный — огромная зелёная долина, над которой нависли тяжёлые тучи, выглядит сумрачно и тревожно. Под моими ногами шуршат мелкие камушки, ветер изо всех сил старается сдуть меня с площадки, но он является и моим преимуществом: он дует мне в спину, а взгромоздившемуся на вершину белой скалы хвостатому чудовищу — в морду, и новый поток огня из его пасти, выпущенный против ветра, меня не достигает.
— Ветер не на твоей стороне! — кричу я ему.
Чудовище, подняв хвост и пригнув плоскую треугольную голову на длинной чешуйчатой шее, издаёт жуткий звук — длинный сиплый полувздох, полухрип. Оно понимает, что со скалы ему меня не достать, и, взмахнув большими перепончатыми крыльями, снимается со своего насеста. Чудовище с клёкотом кружит над площадкой, щеря зубастую пасть, но сияющее копьё направлено ему в брюхо, и снижаться оно опасается. Оно обдаёт меня огнём с другой стороны — по ветру, и только щит меня спасает от поджаривания. Он начинает сиять так, что слепит даже меня, и я направляю его чудовищу в морду, отчего оно злобно верещит и отворачивается.
— Что, не нравится? — торжествующе кричу я, к сиянию щита добавляя блеск копья.
* * *
Подплан 2
Такого странного и жуткого сна я в жизни не видела: будто надо мной кружится мерзкое крылатое и хвостатое чудовище, изрыгающее потоки огня, а я ослепляю его сиянием своего щита и копья. Но то, что происходило со мной сейчас, было не менее жутко и странно. Я шла с зонтиком по сумрачным коридорам с выложенными плиткой стенами и полом, проходя через залы с надписями на стенах: «Площадь сдаётся в аренду». Стук моих каблуков гулко отдавался в мрачной, как в морге, тишине этих пустых стен, и я знала: он здесь.
Да, вот эта дверь с табличкой: «А.Ф. Якушев, мануальный терапевт». Он ждал там, за этой дверью, и настало самое время привести зонтик в боевую готовность. Я нажала на его ручке кнопку, и чёрное полотно, растянутое спицами, исчезло, а у меня в руке оказался меч. Сердце радостно стукнуло и согрелось: я узнала меч по звёздам на рукояти и ослепительному сиянию клинка. Карающий Свет, мой друг, потерянный так давно! Наполненная счастьем воссоединения, я запечатлела поцелуй на клинке у самого основания.
Я вошла в кабинет без стука, просто распахнув дверь. Там всё осталось по-прежнему: стол, тумбочка, кулер, плакат, кушетка. Окно было завешено чёрной шторой, и повсюду в сумраке горели свечи разных калибров — большие, маленькие, круглые, квадратные, гелевые свечи в стаканах. Якушев сидел за столом в своей медицинской спецодежде и курил трубку с длинным чубуком, пуская в потолок дым.
— Как насчёт сеанса массажа с ароматерапией? Расслабляет и снимает любую боль, даже душевную, — гулко прозвучал его голос.
— Хватит меня лечить, — сказала я. — Ты не запудришь мне мозги.
— Вижу, пришла ты ко мне не с миром, но с мечом, — проговорил он с усмешкой. — А я до последнего надеялся, что у нас с тобой всё-таки что-нибудь срастётся.
— Ничего у нас с тобой не срастётся, — ответила я. — Недурно ты устроился среди людей, но теперь пришёл конец твоему благоденствию.
