Эйлса и Релкин не отрываясь смотрели в глаза друг друга. Девушка покраснела, но в глазах ее светилось счастье. То, что у Релкина были какие-то нелады с законом, казалось сейчас просто досадной мелочью.
Гости тем временем налегли на угощение, и вскоре доброе пиво развязало языки. Томазо захотел разузнать побольше о недавнем происшествии в Куоше, сообщение о котором потрясло весь город.
– Сперва поговаривали, что на кортеж напали разбойники, но до меня доходили и другие слухи. Они о многом умалчивают.
Релкин непроизвольно бросил взгляд на Лагдален, но та уже не была связана с ведьмами, и стало быть, «они» к ней не относились. Однако он знал, что распускать язык не следует. Лессис говорила, что удар по Куошу был нанесен из Падмасы, а такие вещи лучше прилюдно не обсуждать.
– Ну, господин Томазо, в подобных случаях всегда находятся основания для секретности.
Томазо понимающе кивнул:
– Но схватка была яростной, не так ли? Мы слышали, что бо́льшая часть деревни уничтожена.
– Что было, то было. Но все поселяне поднялись на защиту своей деревни. И, к счастью для Куоша, там оказался Базил.
– Это ж надо, чтобы враги вторглись в самое сердце Голубого Камня, – встрял дядюшка Иапетор. – Надеюсь, теперь, Томазо, ты согласишься с тем, что для патрулирования внутренних вод необходимо больше фрегатов.
Морские офицеры постоянно требовали увеличения ассигнований на флот для борьбы с пиратством.
– Конечно, – согласился Томазо, хотя еще недавно, скорее всего, начал бы спорить. – Средств не хватает, но, видимо, придется пересмотреть бюджет.
– И дать понять аубинасцам, что они живут в государстве, где есть власть.
– Ох уж этот Аубинас! – устало вздохнул Томазо.
– Говорят, будто Аубинас будет отстаивать свою независимость с оружием в руках, – промолвил мужчина, сидевший по правую руку от Иапетора.
– Я тоже это слышал, кузен Марко, я тоже, – печально подтвердил Томазо.
– Мы не можем просто так взять да и отказаться от целой провинции. К тому же независимости жаждет вовсе не народ Аубинаса, а зерновые магнаты.
– Точно, – пробурчал Иапетор, – а простым людям они головы дурят. Посмотрим, что запоют аубинасские фермеры, когда поймут, что в погоне за так называемой «свободой» угодили в кабалу к кучке алчных кровососов.
– Да не видать им никакой «свободы». Я слышал, что из Кенора уже выступили полки. Мы тут сидим, а солдаты на марше.
Релкин был несколько удивлен, даже, пожалуй, шокирован тем, что подобные вещи в открытую обсуждаются за столом. Томазо хмуро покосился на Марко, и тот прикусил язык.
«Интересно, что за полки идут?» – подумал драконир.
Всего через несколько мест от Релкина сидел юный кузен Розерто, изрядно подросший со времени их последней встречи. Воспользовавшись тем, что разговор старших был прерван, мальчик, носивший теперь форму морского кадета, задал Релкину вопрос, который давно не давал ему покоя:
– Я слышал, будто во внутренних районах Эйго обитают такие огромные звери, что они могут есть даже драконов. Неужто это правда? А, драконир Релкин?
Релкин был рад сменить тему: в такое время не стоило толковать о передвижениях воинских формирований.
– Да, Розерто, сущая правда. Там водится множество огромных существ, и хотя самые крупные из них не едят других животных, они все равно достаточно опасны. К тому же и хищники в тех краях кишмя кишат: есть среди них такие, что весят втрое больше кожистоспинного.
– Ух ты! А они пытались съесть твоего дракона?
Релкин рассмеялся:
– Они пытались съесть меня. Мы там с ними хлебнули горя. Это самые опасные животные в мире.
– Ой, как бы мне хотелось на них взглянуть, хоть краешком глаза. Какие они с виду?
Все взгляды обратились к Релкину.
– Ну, к примеру, самых больших зверей, обитающих в тех древних лесах, народ арду называет «шмунга». Они ходят на четырех ногах, толстых, как колонны. У них длинные шеи и очень длинные хвосты, которые используются для защиты.
– Хвосты, – фыркнул Розерто. – Звучит не слишком-то устрашающе.
– А ты представь себе кнут длиной в тридцать футов, а толщиной – в самом тонком месте, у кончика – с твое предплечье. Этими хвостами «шмунга» крушат черепа самых крупных хищников, словно яичную скорлупу.
У всех окружающих округлились глаза.
– Да сохранит нас Мать, – пробормотала Лакустра Тарчо.
– Релкин, неужто тебе пришлось сражаться с этими тварями? – со страхом и изумлением спросила Эйлса.
– Сражаться? Что ты, разве с такими гигантами можно сражаться. Правда, мы с Базом как-то раз по дурости попытались убить их детеныша.
– Вот это да!
– Дело в том, что мы умирали с голоду. Но у нас ничего не вышло. Поблизости оказались взрослые звери, так что нам пришлось уносить ноги.
– Ну и дела, – сказал Иапетор. – Существа, способные обратить в бегство боевого дракона! Не худо было бы завербовать кого-нибудь из них в легион.
Все откровенно рассмеялись. Релкин улыбнулся:
– Боюсь, для службы они не годятся. Головки у них крохотные, мозгов почти нет – едва ли их можно побудить к сотрудничеству.
– К тому же, – давясь от смеха, добавил Томазо, – могу себе представить, сколько они едят.
Беседа была прервана появлением детей, пришедших перед отправкой ко сну пожелать старшим спокойной ночи. Была среди них и Ламина, дочь Лагдален и Холлейна Кесептона, прелестная, не по годам серьезная девчушка с превосходными манерами. Сделав реверанс перед Релкином и Эйлсой, она пожелала им спокойной ночи, после чего неожиданно спросила:
– Ты тот самый драконопас, про которого мне рассказывала мама?
– Возможно. А что она говорила?
– Что ты мошенник.
– Значит, точно про меня.
Все покатились со смеху. Потом нянюшки увели малышей в детскую, а взрослые продолжили веселиться. Они то пускались в пляс, то заводили песни, отбивая такт кружками с подогретым пивом или душистым глинтвейном.
Когда вечер подошел к концу, Релкин проводил Эйлсу и ее компаньонку на Фолуранский холм, где они остановились.
У крыльца юноша и девушка стали прощаться. Тетушка Кири стояла всего в нескольких шагах, не сводя с них не одобрительного взгляда.
– Доброй ночи, Релкин. Прекрасный был вечер.
– Доброй ночи, Эйлса. Спи спокойно.
Релкин наклонился и слегка коснулся поцелуем ее губ. Тетушка Кири ахнула.
– О, Релкин, зачем? Знаешь ведь, что нам нельзя.
– Знаю. Но ничего. Придет время, когда мы будем вольны целоваться сколько угодно.
– Я живу в ожидании этого дня.
– Я тоже.
