– «Нет, конечно. Просто объезжаем глубокую лужу» – саркастически заявила я, поводя шеей под тяжелым, стальным ошейником, заботливо обшитым какой-то мягкой тканью – «Не знаю, как у вас, а у меня уже мурашки по спине бегают от всех и всяческих нехороших предчувствий. Сэры, может, стоит выбить дверь и свалить отсюда в лес? Обещаю, я сама явлюсь в этот ваш комиссариат, если пришлете мне повестку, но воля ваша, не нравится мне все это».
– «Сиди спокойно» – нахмурившись, буркнул мне один из сопровождавших нас пони, поднимаясь и вновь выглядывая в окошко фургона. Постояв немного, он хмыкнул и плюхнулся обратно на узкую скамью, обменявшись непонятными взглядами со своими коллегами – «Планы могли и измениться, поэтому сидим спокойно и ждем конца поездки. Быть может, тебя как раз и захотели увидеть в комиссариате. Угон новейшего дирижабля – это тебе не шутки, пятнистая шкурка, и я чую, что как раз она-то, в скорости, может неплохо пострадать. В особенности – круп».
– «Извращенец!» – обиженно буркнула я просто для того, чтобы последнее слово осталось за мной. Несмотря на демонстрируемое спокойствие и некоторую браваду, мурашки нехорошего предчувствия уже вовсю маршировали по моей холке и спине, лишь изредка утихая под мягкими прикосновениями Древнего. Старый Хомяк тоже чувствовал что-то недоброе, но увы, на его мнение положиться я тоже не могла – уж слишком размяк старик, слишком обрадовался этому «городу будущего», воплотившему в себе все мечты нескольких поколений людей, и его суждения были затуманены чувствами не хуже, чем мои.
Покачиваясь, фургон выбрался из леса и загрохотал по каменным плитам, катясь в цитадель земнопони. Сквозь застекленные окошки до нас доносился неумолчный топот копыт, тяжелый стук каучуковых шин пролетавших мимо фургонов, и громкие звонки новомодных омнибусов, шуршавших по центральным проспектам города. То останавливаясь, то вновь набирая скорость, мы двигались по улицам Сталлионграда, ощущая, как жаркое летнее солнце понемногу превращает внутренности нашей повозки в небольшую печку. Тряска, жара и катящийся градом пот быстро испортил настроение не только мне, но и всем, кто подскакивал рядом со мной на жестких скамеечках, отмечая своим крупом каждый из нескольких высоких бордюров, на которых подпрыгивал фургон. Звук улиц стихал, и вскоре, в четвертый раз подпрыгнув на чем-то жестком и отозвавшимся глухим металлическим стуком под колесами повозки, мы остановились. Солнечный свет сменился полумраком какого-то помещения, в котором очень громко и как-то по-новому, сурово, звучало клацанье подкованных копыт, идущих к замершему фургону.
– «На выход, соратники! На выход!» – дверь распахнулась, и протянувшиеся в нее ноги быстро вытащили меня наружу. Прищурившись, я попыталась было разглядеть окружающую обстановку, но пара фигур, вставших рядом, ловко подхватила меня своими боками и сжав, потащила куда-то в темноту. Сердито фыркнув, я закрыла глаза и лишь болтала ногами в ожидании того, когда этим дуболомам надоесть, наконец, таскать меня на своем горбу. Странно, но я не ощущала опасности ни от кого из сталлионградских пони, и даже тогда, болтаясь между двух бодро рысящих куда-то жеребцов, испытывала лишь легкое недоумение и неизбывное чувство голода, похоже, ставшее моим спутником за последние несколько месяцев и усилившееся в эти дни. Увы, даже оказавшись дома, в Понивилле, я лишь по настоянию Бабули соблюдала режим и кое-как приучила себя к дробному питанию и «здоровой» пище, поэтому начала жестоко страдать от невозможности нормально покушать, раззадоренная прекрасными завтраками, обедами и ужинами в пансионате, которые я сметала, словно ураган, к вящей радости соскучившихся по признанию их заслуг поварих. Конечно, дробное питание было необходимо и мне, и моему будущему жеребенку, но увы, все чаще и чаще мне приходилось подавлять желание покушать или перекусить, усилием воли заставляя себя не обращать внимания на бурчащий живот. Увы, мелочь у меня внутри совершенно не собиралась мириться с подобным положением дел, и каждый вечер я была вынуждена получать заслуженную кару в виде хуфбола, мячом в котором выступал мой мочевой пузырь. Трясясь между волокущими меня куда-то земнопони, я уже подумывала было начать возмущаться отсутствием заслуженного ужина, однако смена интерьеров заставила меня отложить эту мысль до более удачных времен, ведь кажется, вокруг меня начало происходить что-то интересное.
Суровые бетонные стены, для виду лишь обмазанные синей и белой краской сменялись на более удачные образцы сталлионградского дизайна. Узкие лестницы уступили место широким ступеням из мрамора, а краска на стенах – каменной крошке, с поблескивающими в ее глубине вкраплениями разноцветных камней. Бодро марширующие жеребцы и не подумали замедлить свою тряскую рысцу и как бы я ни крутила головой, мне никак не удавалось увидеть, и в самом ли деле местные рабочие, шутя иль забавляя других, укладывали в стены этого здания россыпи драгоценных камней. Увидев ироничную ухмылку трусящего позади Старха Джуса, я набычилась и постаралась глядеть лишь вперед, изо всех сил сдерживая разбегающиеся и косящие в разные стороны, как у Дерпи, глаза. Немногочисленные пони, попадавшиеся на нашем пути, явно могли похвастаться боевой выправкой, а взгляды, которые они бросали на нашу группу, были профессионально настороженными и цепкими. Похоже, меня волочили на самый настоящий допрос.
«Надеюсь, этим все и ограничится» – я не могла, не хотела верить в то, что мне действительно угрожает хоть сколь-нибудь реальное наказание. За пару лет, поддавшись убедительным доводам Селестии и Луны, я перестала винить себя за все, что сделала или могла сделать эта пятнистая кобыла еще до того, как связалась с оказавшимися столь опасными типами как Брайт или его милейшие помощнички, вылезшие прямиком из древних времен. Но видимо, у любой истории есть преступления без срока давности или скидки на амнезию, что косвенно подтверждало столь настойчивое желание окружавших меня земнопони познакомить-таки меня с особенностями местной пенитенциарной системы, хотя, почему-то, это меня нисколько не пугало. Ну вот ничуть.
«Все будет хорошо».
«Угу. Все будет просто отлично. Всего-то, что заставят уголь ломать, или камень. Ты уголь добывать умеешь? Нет? Я тоже… Одно только радует – еда и обучение работе будут за казенный счет».
«Не ной. Или спой им Мурку»[269] – недобро хмыкнул Старый Хомяк. Да, что ни говори, а мои возможности по издевательствам и гнусным шуточкам просто меркнут перед этим старым негодяем. Однако он был странно прав – я не ощущала никакой враждебности по отношению к себе. Нисколько не волновалась, и даже пытаясь напугать себя видениями древних следственных изоляторов, никак не могла заставить себя хотя бы вздрогнуть – увы, либо я окончательно сошла с ума, доверяя собственным ощущениям, просто кричавшим о том, что я в абсолютной безопасности в Сталлионграде, либо…
