===
Уезжали на рассвете, когда весь город ещё спал: тайно, спешно, будто воры или беглые любовники.
- Ты и в самом деле не сомневался во мне? – спрашивала я, то и дело оглядываясь.
Будь это Люциус, нас бы так просто не выпустили. Я верю, что Вазилевс более порядочен, но эти короли... им, кажется, корона им на глаза съезжает, и они становятся слепыми ко всем, кроме своих желаний.
- Не то, чтобы я сомневался… Но Вазиль прав. Из тебя вышла бы великолепная королева.
- И что, ты бы так просто уступил меня ему?
- Возможно… Но только если бы ты так решила сама. Я ведь дал клятву, что приму любое твое решение…
Я остановилась как вкопанная. Не этих слов я ждала.
- Акихиро Кио! – звенящим от гнева голосом вскрикнула я. – Я освобождаю вас от клятвы. Сейчас, немедленно – забирайте её назад, иначе...
- Иначе что, Авелин? – с лёгкой насмешкой спросил Хиро, тоже останавливаясь.
- Иначе... иначе... я тебя прогоню.
- Не выйдет, я уже не уйду.
- Тогда я тоже дам клятву! Буду любить тебя в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии...
- Но птичка, это брачная клятва!
- Думаешь, я не знаю?
Он засмеялся, подхватывая меня на руки и кружа.
- Ты так жаждешь стать моей женой?
- Да, – серьёзно ответила я. – Мне никто, кроме тебя, не нужен.
- Хорошо. Мы поженимся. Сегодня.
- Это всё?
- А что ещё?
- А где "Любимая, будь моей женой"?
Хиро аккуратно поставил меня на землю, опустился на одно колено и церемонно прижал ладонь к груди:
- Птичка моя, а давай будем счастливы всю жизнь? – и, увидев, что я недоуменно хлопаю глазами, добавил, – вместе.
- Я согласна, – шепнула я, моргая. – Давай будем счастливы. Это лучшее, что я слышала.
- Нам пора, Ли, если ты, конечно, не хочешь, чтобы Вазилевс решил тебя насильно облагодетельствовать.
- Не хочу, – вздохнула я.
- Тогда вперёд, корабль на Острова отправляется через несколько часов.
- Никогда не плавала на корабле. Наверное, меня будет тошнить. Во всяком случае, в карете меня укачивало.
- Я сварю тебе зелье.
- Кто из нас аптекарь, ты или я?
- Ты, – улыбнулся Хиро. – Я лишь немного разбираюсь.
- В любом случае, мне нельзя твои зелья. Знаешь... мало ли что.
- Раньше ты не возражала.
Я опустила глаза, не зная, как ему сообщить. Впрочем, нет. Пока его женой не стану – не скажу.
Мы заскочили в маленькую портовую часовню, где священник произнес над нами слова святого обряда, а потом – самое главное – сделал запись в реестре и выдал нам бланк документа, где было указано, что графиня Волорье отныне супруга вольного воина Акихиро Кио. Мне больше ничего было не нужно – ни пира, ни гостей, ни праздника. Всё это у меня было, и все это не принесло счастья. Вот так, втайне, только для нас двоих – было особенно тепло и радостно.
47. В новую жизнь
- Ты, наверное, хотел чего-то большего? – растерянно спросила я Хиро, когда мы вышли из темноты часовни, жмурясь от яркого солнца. – Прости, я поставила тебя в неловкое положение.
Он вместо ответа наклонился и жадно поцеловал меня в губы – так, как никогда не целовал меня при людях. Как целовал только в спальне и то не всегда, только когда был в особом настроении. Я, кажется, поняла, что он имел в виду: я теперь его жена, неважно, как – главное, сам факт.
- У меня есть веревка, – сообщил он мне. – А в каюте прекрасная балка. Я хочу свою брачную ночь.
Сердце у меня ухнуло. Я мгновенно представила, как он опутывает меня своей верёвкой, а потом сводит с ума мучительно медленными ласками. Сразу стало жарко, а панталоны намокли. Брачная ночь? А почему бы и не брачный день? Нам обязательно ждать ночи?
Каюта была совсем крошечной: на полу тюфяк, у стены – ящик с крышкой, он же – стол, как видимо. И больше ничего.
- Ли, я взял на себя смелость покопаться в твоих вещах, – признается Хиро. – Прости. Платья почти все оставил, мы ведь решили потом в Ниххон, а там платьев не носят. Взял дорожный костюм, теплый плащ, белье и немного драгоценностей... деньги твои в банке. Если что-то понадобится – на месте купим. Плыть-то нам три дня всего.
- Ладно, – соглашаюсь я. – А своё все взял?
Он сбивается, смотрит на меня растерянно, а потом улыбается по-настоящему, так, что зубы сверкают:
- Веревку взял. Птичке не терпится?
Я молчу и краснею, потому что не знаю, как ответить. Но да, птичке не терпится.
Хиро, по-прежнему улыбаясь во весь рот, задирает голову. Наверху, действительно, балка. Я сглатываю и начинаю развязывать тесемки плаща.
- Я сам, – строго говорит мой муж. – Не шевелись.
Он медленно снимает бархатный плащ, потом расстегивает пуговки на лифе тяжёлого дорожного платья. Одежда на мне совершенно не располагает к любовным играм. Темно-синее платье со строгим воротничком под горло скорее присуще гувернантке, чем графине. Узкие рукава, плотный лиф, двойные юбки – для тепла. А Хиро явно получает удовольствие, расстегивая тугие мелкие пуговки, обтянутые белой тканью, а потом спуская платье с плеч. Оно подозрительно трещит, но нас обоих это волнует мало.
- Моя ласточка, – шепчет ниххонец мне в волосы. – Вся моя.
Спустя немыслимо долгое время платье, а следом и нижняя юбка тяжёлыми складками падают к моим лодыжкам. Сорочка скользит по телу вверх, прохладный воздух тут же покрывает тело мурашками. Хиро опускается на колени, заставляя меня переступить через сброшенное оперенье. Расшнуровывает ботинки, прижимаясь губами к коленям. Медленно стаскивает чулки и бельё. Он длинный, даже стоя передо мной на коленях, ухитряется щекотно целовать мне край рёбер. Я запускаю руки ему в волосы, развязывая вечный узел. Глажу, пропускаю их сквозь пальцы. Боже, это мой муж! Не тот, который недоступно-восхитительно-чужой, а самый близкий мне человек, которому можно доверять.
Он поднимает лицо вверх, ко мне – и я просто таю от нежности. Стекаю к нему вниз, сама тянусь губами к губам, но Хиро позволяет лишь легкое прикосновение, а потом поднимается и делает шаг назад.
- Хочешь на коленях? – спокойно спрашивает он, открывая ящик и извлекая из него моток веревки.
- А чего хочешь ты?
Он поднимается на носочки, практически касаясь кончиками пальцев дощатого потолка, пропуская веревку над балкой.
- Я много чего хочу, – ровно сообщает он. – Вытяни руки.
Витки жёсткого шпагата ложатся на запястья, на предплечья, опутывают локти, а потом он тянет за конец веревки, буквально вздергивая меня за руки. Я вскрикиваю возмущённо. Чтобы хоть как-то сохранить равновесие, приходится вытянуться струной, балансируя на цыпочках. Неудобно и что уж говорить – страшно. В такой позе я совершенно беззащитна. Моя грудь, которую Хиро теперь неторопливо оплетает верёвкой, и без того в последние дни чувствительная до боли, а теперь ещё и бесстыже выставлена напоказ, приподнята, чуть сжата. Я сама вижу, насколько это красиво... и развратно. А я ведь даже спать старалась в сорочке, даже при служанках стеснялась полностью обнажаться, и сейчас меня бросило в жар от стыда и совершенно неуместного вожделения.
Хиро горячо и влажно проводит языком по соскам, прикусывает зубами, и я изгибаюсь и сжимаю колени, взвизгивая.
- Больно!
- Правда? – в его голосе звучит самодовольство. – А так?
Он жадно, грубо втягивает сосок другой груди в рот. Меня всю трясет, грудь и плечи покрываются мурашками, бедра непроизвольно дергаются ему навстречу. Больно. Сладко. Горячо. Я больше не хочу его игр. Хочу, чтобы он просто взял меня без всяких прелюдий. Между ног так мокро, что влага едва не течёт по бедрам. Хиро не может этого не замечать, когда опутывает верёвкой живот, когда завязывает узлы, когда поправляет плетения, будто бы невзначай задевая половые губы. К тому моменту, когда завязан последний узел, и ниххонец отступает, разглядывая свое творение, я готова умолять. Тело от неудобной позы дрожит, руки покалывает, словно иголками.
