– Нет. Длинный – это Корнейчук Петя, он такой круглый... Ушки еще такие, ну как у пуделя... ну не как у пуделя... да?
– А! Помню! – небрежно сказала худая дама.
– Он такое чудо! Его бросила жена, ты слышала? Получила развод и сразу же снова выскочила замуж. А кто готовил ей свадьбу, знаешь? Тот же Петя! Она его упросила! Страдая, он все же выбрал прекрасную говядину, купил на оптовке спиртное и добился скидки на аренду зала в ресторане! – восхитилась спортсменка в душе.
Ирка с интересом прислушивалась, но внезапно все звуки исчезли, точно кто-то нажал на «немую» клавишу телевизионного пульта. В памяти Ирки всплыла фраза, которую уронил Багров: «Мне нужно завершить одно дельце!» Вспомнила и то, что он идет теперь за Мефодием. И жутко, совсем жутко стало ей. Она поняла, что это было за дельце.
Едва дождавшись, пока электричка остановится, Ирка дернула стекло вниз и наружу вылезла прямо через окно вагона, бесцеремонно наступив на колено толстой даме. Кто-то из молодежи одобрительно присвистнул.
– Больная какая-то! Ты видела, какие у нее глаза? Не, точно наркоманка! – сказала худая дама.
– А я бы не пролезла! – завистливо вздохнула спортсменка в душе.
***
Мефодий смутно представлял, как будет искать валькирию. Ту ненавистную валькирию, которая, служа свету, сама была темнее всякой тьмы. Она вы крала Ирку, и, возможно, она же нанесла Даф изменнический удар. Ни к кому в жизни Меф прежде не испытывал такой сильной ненависти. Он знал, что будет искать ее день, два, три, месяц... столько, сколько потребуется. И рано или поздно найдет.
И тогда его меч скрестится с ее копьем. Только бы Даф дожила...
Насколько Меф помнил слова Улиты, проблемы с поисками валькирий существовали не только у него, но и у мрака. Никто не умел скрываться так хорошо, как девы-воительницы. Если магов и стражей можно было еще засечь по проявлениям их магии, То с валькириями и этот фокус не проходил.
Выскочив из резиденции мрака, где лежала раненая Даф, Мефодий долго мчался, сам не зная куда, пока усталость не заставила его остановиться. Вокруг равнодушно бурлил город. Прохожие задевали его, обходя. Он был никому не нужен. Меф понял вдруг, что годами может бродить по этому каменному лабиринту и никогда не встретит валькирию, пока она сама этого не пожелает. Беспомощная, безадресная ярость затопила Meфа. На стене дома, над его головой, взорвался цветной фонарь. Мёф сердито отряхнул плечо. Он так и не понял, что за стеклянные крошки посыпались на него сверху.
«Я никогда ее не найду! НО Я ДОЛЖЕН!» – подумал он, и тут что-то укололо его веко. Он почесал его, но ощущение неприятного зуда не исчезало. Тогда Буслаев закрыл глаза и в той пульсирующей черточками розовой слепоте, что всегда бывает вслед за закрытыми веками, увидел серебряную стрелку. Стрелка походила на сколотую кость, острый конец которой уверенно показывал вперед и чуть направо. Открыв глаза, Мефодий увидел проход между домами, соответствующий указанному направлению. Проверяя свое предположение, он повернулся спиной и вновь закрыл глаза. Да, так и есть. Острый конец стрелки сместился. Теперь он показывал назад и немного влево, но опять же на проход между домами. Не размышляя, откуда взялась стрелка и почему ее не было раньше, Мефодий быстро пошел в указанном направлении. На ходу он проверил, легко ли извлекается меч из закрепленных на спине ножен. Ножнами он обзавелся совсем недавно. Их вручил ему Арей, сказав, что пока меч в этих ножнах, ни од ному лопухоиду его не увидеть. «Стражи света с дудочками выглядят не так пошло. В шмыгающих же по улицам чайниках с мечами есть нечто инфантильное», – заметил он. Инфантильное?
Мефодий, помнится, вздрогнул и быстро взглянул на своего шефа. Случайно ли тот употребил слово, которое Меф так ненавидел? Буслаев шел долго. Часа три стрелка вела его, петляя между домов, пока незаметно для себя он не оказался в той части города, где ему никогда не случалось бывать прежде. До конца улицы тянулся длинный шестнадцатиэтажный дом размером с целый квартал. Подъезды находились с другой стороны. Здесь же было что-то вроде маленького куцего парка, в который вечерами кометами слетали окурки, указательным пальцем пущенные в форточку, яблочные огрызки и много еще всякой дряни.
По центру скверика тянулась асфальтовая до рожка, облюбованная собачниками. Однако время собачье еще не наступило, и потому дорожка была почти пустой. Не успел Мефодий сделать и ста шагов, как внезапно путь ему преградил темноволосый подросток. Худощавый, гибкий, двигавшийся мягко, как кошка. Мефодий был чуть плотнее и, вероятно, сильнее, хотя и ниже на полголовы. «Лет Четырнадцать-пятнадцать», – мельком оценил Мефодий тем верным зрением, которым подростки видят сверстников и которое потом исчезает бесследно вместе с юношескими угрями.
В первый миг Мефодий не обратил на подростка особенного внимания. Он решил, что это один из мелких шестерок-разводил на деньги, которые, за рукав, тянут в подворотню, где скрывается компания.
– Час возмездия пробил! – сказал юноша, посмотрев на Мефодия тяжелым взглядом.
Фраза для разводилы была нетипичная, однако Буслаев не склонен был заниматься психологическим анализом. Для него парень сейчас был лишь препятствием, которое мешает ему пройти.
– С дороги! – буркнул Мефодий, попытавшись отодвинуть его взглядом.
При необходимости, а особенно в состоянии гнева – он способен был выкорчевать подобным образом телеграфный столб. К его удивлению, юноша даже не покачнулся. Лишь волосы его шевельнулись, точно от порыва ветра.
Немало удивленный, Мефодий перевел взгляд на стоявшую позади юноши лавку и легко поднял ее над землей на добрый десяток метров.
– Посмотри наверх! – сказал Мефодий. Юноша вскинул голову.
В то же миг Мефодий отпустил лавку, которая, разгоняясь, понеслась вниз. Он прикинул, что остановит ее в нескольких сантиметрах от цели, после чего перепуганный парень уберется с дороги. То, что случилось дальше, оказалось для Мефа полной неожиданностью. Быстро вскинутый над головой палец юноши сверкнул искрой, и скамейка, точно камень из катапульты, изменив направление, понеслась по воздуху в самого Мефа. Буслаев никак не был готов к этому. Он успел лишь воспламенить лавку взглядом, но не отклонить. Спасаясь, Меф бросился на землю и быстро откатился в сторону. Скамейка ударилась в асфальт там, где он только что стоял, подскочила и перевернулась.
Юноша терпеливо наблюдал, как Буслаев поднимается с земли.
– Ты хотел меня убить! – крикнул Мефодий.
– Ну и что? Не я начал первым, – спокойно ответил юноша.
Во взгляде, которым он смотрел на Мефа, было отчуждение. «Он смотрит на меня, как на дохлую собаку... Даже нет: на очень давно дохлую собаку», – затруднился с определением Буслаев.
