Беженцы уже прошли немалое поприще, заросшая вербой балка, где они хоронились днем, осталась далеко позади.
– А вон, никак и Сборная гора, – говорила Крага, указывая рукой вдаль, где ровная линия леса вздымалась округлым холмом, – к утру на месте будем, а там и своих сыщем…
Испуганный вскрик прервал старуху.
Со стороны заката, четко прорисовываясь на фоне пламенеющего неба, мчалась одинокая диатрима. В какой-то стычке она потеряла своего всадника, отбилась от стаи, закружив в незнакомых, сильно заросших местах, и теперь носилась по округе, мучимая страхом и голодом. Углядев желанную добычу, она громогласно заклекотала и, раззявив клюв, ринулась к людям. Случилась паника. Кто-то метался, кто-то кричал отчаянно. Тейко стоял, тупо глядя на спешащую смерть и даже руки не мог поднять.
Калинка подскочила к нему, вырвала из ослабевшей руки копье, встала, уперев древко в землю.
– Из лука бей!.. – закричала она, – я прикрою!
Дрожащими руками Тейко потянул из-за спины лук.
И в это время вперед выступила Крага. Не шагнула, не вышла, а именно выступила. Никогда не удавалось ей такое на родовом совете или вообще, там, где требовалась гордая осанка. Не терпящим возражений голосом она отдала приказ:
– К лесу уходите, только неспешно, а то за бегущими птица кинуться может! Все уходите! А мне с этой тварью поговорить надо. Слово у меня для нее есть.
Словно завороженные люди двинулись к далекому лесу. Старуха, убедившись, что приказ выполнен, зашагала навстречу стремительно вырастающему силуэту.
– Эй, желторотая! – крикнула она, замахнувшись клюкой. – Я тебя!..
Только попробуй тронуть моих внуков! На вот, меня жри…
Птица налетела, ударила, затанцевала на месте, защелкала клювом, раздирая еще бьющееся человеческое тело.
Уцелевшие люди, поминутно оглядываясь, спешили к лесу.
* * *
Таши и Уника уходили к лесу вместе с большой толпой – чуть не две сотни беженцев, в основном бабы и малышня, но и взрослых мужчин оказалось человек сорок. Первый день и впрямь бежали толпой, а потом за дело взялся Мугон, и толпа превратилась в отряд, беженцы в переселенцев.
За четыре дня дошли к Сборной горе. Выслали разведку, но никого не нашли, видно первыми явились. Не может же такого быть, чтобы им одним спасение найти довелось. Значит, прочие припозднились, не добрались покуда.
На поляне спешно соорудили шалаши, набросали вал из колючих берсеньевых кустов. Сыскали воду. Родник бил как ни в чем не бывало, ничего не зная о несчастьях приключившихся на юге.
На второй день Мугон отобрал людей и двумя отрядами послал их на поиски отстающих. Жутковато было выходить за пределы спасительного леса, туда, где кружили голодные птичьи стаи, но никто из воинов даже губ не покривил, понимали, что так и должно быть, сами прежде приказа готовились в путь. Уходил на поиски и Таши. Уника оставалась с матерью и двумя младшими сестрами. А вот братья Уники не дошли к Сборной горе, полезли мальчишки в бой – и не вернулись живыми.
Ташиному отряду, где старшим был Парат, повезло – уже к вечеру они встретили еще одну группу беженцев, и тоже немалую – почти полсотни человек. К великой радости Таши среди этих людей он увидал Ромара; выжил безрукий чародей среди смертельной круговерти. С найденными поделились водой и обещали проводить их к месту сбора. Одну ночь все равно предстояло провести в лесу и потому люди остановились на ночевку еще засветло, благо что подвернулся распадок так густо заросший ивой и молодыми березками, что туда ни одна диатрима и на полклюва не втиснулась бы.
Ромар немедленно взялся за гадание, но быстро смешал амулеты и подошел к Таши.
– Что-то мне это место не нравится. Смертью кругом пахнет.
– Сейчас смертью повсюду пахнет, – произнес Таши, не то соглашаясь с учителем, не то возражая ему.
– Нет, здесь что-то особое. Пройдем-ка малость вперед, посмотрим, что там творится…
Таши спросился у Парата и, получив разрешение, пошел вслед за Ромаром, который уверенно направился в сторону таинственной опасности, предсказанной резными фигурками. На самом краю зарослей они остановились.
Последний лоскут великого поля лежал перед ними. Вдалеке синел лес, и там уже не рощи будут среди полей, а поляны посреди чащи. Здесь в цепком рукопожатии встречалась великая степь с великим лесом. Благодать и проклятия обеих стран сходились в этом месте. Гепард мог встретиться в этих местах с рысью, а лось с дикой кобылицей. На этом рубеже кончались владения детей зубра и начиналась земля незнаемая.
Затаившись в кустах Ромар зоркими глазами обводил простор. Таши тоже вглядывался вдаль, хотя и понимал, что соперничать с Ромаром ему не приходится. И, конечно же, первым заметил недоброе Ромар. Старик внезапно побледнел и беззвучно шепнул в ухо Таши:
– Гляди!
И как всегда после того, как Ромар укажет на что смотреть, в глазах прояснело, и Таши увидел зверя. То есть, видел он его и прежде, зверь был слишком огромен, чтобы не заметить его, но обманутому взгляду представлялось, будто это пригорок возвышается невдалеке. Серая шерсть сливалась с побитой заморозками травой, а медленные, ленивые движения чудовища можно было заметить, только если специально вглядываться в них.
Таши перевел вопрошающий взгляд на Ромара и увидел бледное лицо, трясущиеся губы… Впервые в жизни старый волшебник был напуган так, что не смог скрыть страха.
– Что это? – прошептал Таши. Ощущение смертельной опасности передалось ему, но страху молодой воин поддаваться не желал и готов был сразиться хоть с самим Хураком и угостить стрелой даже ненасытного Жжарга.
– Рузарх… – шепот Ромара упал невесомей паутины. – Сюда идет…
Надо предупредить своих, чтобы уходили… – Ромар не договорив вдруг вжался в землю и отчаянно прошипел:
– Лежать!
Зоркие глаза мага заметили еще одно движение, ускользнувшее от внимательного Ташиного взгляда – из-за края леса на секунду показалась давно знакомая птичья фигура. Карлик на ее спине мгновенно подал свою скакунью назад, очевидно не желая показываться на виду прежде времени, чтобы не спугнуть замеченного зверя.
Так оно и оказалось. Ромар еще не успел объяснить, в чем дело, а из-за леса, разворачиваясь боевым полукружьем, вынеслось десятка полтора диатрим. Голодные птицы неслись молча, стремясь поскорей окружить знатную добычу, чтобы не дать ей уйти в лес. Впрочем, рузарх никуда и не собирался уходить; он тоже был голоден. Мохнатая громада радостно потрусила навстречу нападающим.
Никогда прежде диатримы не сталкивались с рузархом, а тот не видывал диатрим. И ни рузарх, ни смертельные птицы прежде не знали достойных соперников, всякое существо они рассматривали как корм и стремились лишь к одному – напасть и пожрать добычу. И хотя медлительный тупозубый рузарх никогда не смог бы догнать борзую диатриму, схватка была неизбежной.
