— Пухнапейчиками себя воображают, — пояснила мумия. — Или грифонами. Сразу не разберешь. Но сдурели, как пить дать. А уж если зомби сдурели, в любой момент может начаться повальное безумие. Я такое видел однажды, в ранней молодости, когда замок атаковали…
Договорить ему не пришлось.
В кабинете почти одновременно образовались бригадный сержант, который озадачил доктора Дотта признанием, что «хранит беспокойство в самом глубине своих ушей», и относительно бодрый князь Мадарьяга. Вампир оглядел встревоженную компанию и спросил:
— Вы не знаете — там монстр Ламахолота гоняется за зрителями в рамках факельного шествия, или это его личная инициатива?
Мотиссимус Мулариканский свидетельствует, и у нас нет причин не верить ему, что он произнес эту историческую фразу в кабинете в тот самый момент, когда на кухне многоног Гвалтезий ринулся на верещащих от ужаса троглодитов, размахивая всем, что держал в щупальцах. Помимо общей причины, побудившей население Кассарии вести себя, как минимум, необычно, у многострадального Гвалтезия имелось дополнительное смягчающее обстоятельство: как мы уже упоминали, Карлюза с Левалесой совершенно бесшумно избавились от замков и тенями вступили в подземный ход. А весь шум, грохот, дым и разрушительные последствия почему-то проявились на кухне. Огромная чаша с только что приготовленным по просьбе Юлейна сливочно-лимонным муссом подпрыгнула в клубах каменной пыли и крошки, обрушившихся с потолка, и выплеснула свое нежное душистое содержимое на проходившего мимо распорядителя. Остолбеневший Гвалтезий наблюдал, как медленно, будто проплывая в толще воды, падают со столов кастрюли и сковородки с изысканными блюдами; как сыплются с полок банки с вареньем и маринадами; как разлетаются на мелкие осколки сосуды с редкими соусами и сиропами. Грохот, сопровождавший эту катастрофу, мог бы перекрыть лилипупсов свист. И только когда воцарилась относительная тишина, нарушаемая сопением и пыхтением перепуганных поваров, дверь, ведущая в подземный ход, бесшумно отворилась и две маленькие хвостатые тени… остальное известно всей Кассарии.
Гвалтезий служил на замковой кухне не один век. Он накрывал свадебный стол Узандафа, запекал мынамыхряка для Эрайя Руйи, лично украшал кремовыми розочками и пухнапейчиками шестьсот пятьдесят семь именинных тортов и изобрел восемь новых подлив для папулыги, а это тоже требует времени. О его талантах и способностях ходили легенды, журнал «Гурмасик» посвятил ему шесть с половиной статей, и кассарийские старожилы полагали, что знают о нем всю подноготную. Оказалось — не всю. Никто не предполагал, что многоног умеет так стремительно передвигаться на своих многочисленных конечностях, ни разу в них не запутавшись, не споткнувшись и не выронив ни одного из доброго десятка предметов, которыми он намеревался разделать две некрупные троглодитские тушки и одного средних размеров осла. Они пронеслись по Виззлу как кометы по ночному небу и скрылись в роще за озером.
Иоффа с сыновьями как раз шли к Гописсе за бодрящей порцией пончиков. Они успели проводить странную компанию удивленными взглядами и едва открыли рты, чтобы выразить свое недоумение, как им навстречу попался Гуго ди Гампакорта, который собирался посетить широко разрекламированное представление Общества Рыболюбов с монстром Ламахолота в главной роли. Староста приветливо помахал князю, тот собирался ответить легким поклоном, но вместо этого почувствовал, как его тело начинает безудержно меняться, а сознание заволакиваться. Примерно то же самое происходило и с кассарийскими оборотнями. Не прошло и минуты, как четыре кошмарные твари, завывая, как кот, застрявший в водосточной трубе, сцепились друг с другом и покатились по улице, распугивая редких прохожих. Прохожих было немного по сходной причине — у каждого нашлось важное дело, отложенное до лучших времен, и всем вдруг показалось, что такое время наступило.
Альгерс выступил с обличительной речью против тирании отдельных распоясавшихся горгон и настолько разошелся, что устоял против нескольких особенно гневных взглядов жены. Завершилось его восстание тем, что он вылил полный кувшин бульбяксы на змей, шипящих на голове законной супруги, заявил, что дома сегодня ночевать не будет и удалился широким шагом, оставив Ианиду в таком состоянии, будто она посмотрелась в зеркало. В довершение всего змеи опьянели от бульбяксы и понесли совершенную околесицу. Птусик утверждал, что видел, как Ианида в одиночестве пила что-то горячительное из огромной плоской бутыли, а змеи на ее голове хором исполняли непристойную матросскую песню.
Гописса смерчем ворвался в «Расторопные телеги» и сцепился с Фафетусом, обзывая того конкурентом и упрекая в многочисленных заимствованиях его гениальных идей, в частности, пирожков с хупусой. И хотя в «Расторопных телегах» отродясь не подавали пирожков с хупусой, это не умерило его горя и не остановило поток обвинений. Более того, славный трактирщик внезапно и не к месту припомнил, что с недавних пор носит гордое звание командира хлебопекарной роты и всякие бывшие дознаватели с их костоломными методами ему не страшны. В довершение скандала Гописса сказал что-то резкое в пуховое ухо филина, принимавшего заказы в стволе развесистого дерева, нечувствительно наступил на хвост Муфларию и лишь гневный взгляд Такангора изгнал его из конкурирующего заведения.
Бумсик и Хрюмсик внезапно поняли, что в их личном маленьком зале свинской славы не хватает поверженного демона. На свою беду демон как раз проходил мимо. Борромель топал к Альгерсу побеседовать на предмет переделки серебряных подков. Он хотел заказать подковы на семь пальцев, с пяточкой и стальной шпорой. Увлеченный уникальным проектом, он не придал особенного значения тому, что по центральной улице Виззла к нему несутся вскачь два могучих хряка. Он подумал — радуются его появлению, и как-то совершенно забыл, что вот так воинственно они крутят пятаками и хвостиками, когда атакуют. Позже демон признавал, что совершил роковую ошибку, не ударившись в паническое бегство, а ведь видел Бумсика и Хрюмсика в деле, при Липолесье, и уж мог бы предвидеть конечный результат. Свины доскакали до Борромеля, оглянулись в поисках Такангора, и поскольку бравый генерал был занят беседой с друзьями в «Расторопных телегах», позволили себе всю полноту самовыражения.
Тот вечер вообще стал в каком-то смысле уникальным и незабываемым. О нем еще много судачили в окрестностях Виззла и в самом замке. Одним из самых ярких впечатлений публики признали полет Птусика. В какой момент рукокрылый мыш, славный своими незаурядными летными способностями, врезался в белого грифона, не видел никто. Зато потом все с восторгом наблюдали, как сперва Крифиан носился за Птусиком по всему небу; затем Птусик летал за Крифианом; а затем они вместе гонялись за какой-то ошалевшей горгульей, голосившей, что ее преследуют с очевидной целью — посягнуть на самое дорогое, что у нее есть — свистульку в виде монстра Ламахолота, купленную на представлении Общества Рыболюбов. Затем Крифиан устроил переворот на местной почте, захватил власть и тут же затеял реорганизацию, заочно назначив Кехертуса лордом-маршалом. А Птусик полетел завоевывать мир, но сбился с курса.
