Я понял, что он собирался причинить мне страдания в качестве части обучения. Я понял, что нельзя доверять ему, а тело мое непроизвольно напряглось, готовое броситься в атаку, если он позволит себе приблизиться. Уж не знаю, почему, возможно, виной всему растущее чувство... осведомленности об Игнусе, возникшее откуда-то из глубин памяти.
— Игнус, я общался со сказителем в Улье и он упомянул, что некто научил тебя всему этому... Кто же это был?
— Об учении и уроках ты знаешь.— Языки пламени продолжали исторгаться изо рта Игнуса в страшной пародии на хохот. — Ты вссегда учил Игнусса... Учителем Игнусса был именно ты.
— Я? Ты уверен?..
Голос Игнуса стал совсем тихим, даже треск пламени уменьшился.
— Да... И это — единсственная причина, по которой Игнусс подчиняется тебе. — Огонь вновь окружил его гудящей спиралью. — Пока ссмерть не заберет насс обоих... Это ты ссказал мне... Своему ученику Игнуссу... Игнусс не забыл... Учитель...
— Игнус, если я был твоим учителем, скажи... помнишь ли ты что- нибудь обо мне?
Игнус зашипел... и на мгновение его очертания подернулись — я думал, что виной тому игра теней, но нет... то были внезапно нахлынувшие воспоминания.
Треск пламени Игнуса затих, обожженные кости его обратились в поленья, горящие в огромном очаге... Я глядел в огонь, откуда на каменный пол сыпались угольки и пепел. Наконец, во тьме за моей спиной послышалось чье-то дыхание.
В воспоминаниях своих я произнес:
— Я слышу тебя... Выходи на свет!
Раздалось шарканье сандалий и стройный юноша выступил из теней. В его больших черных глазах отразилось пламя. Он нервничал — я слышал, как дрожат его мускулы, как срывается голос — и этого было достаточно, чтобы усилить мое раздражение.
— Простите мое вторжение, учитель. Я...
— Ты уже вторгся и сделал это с какой-то целью. Сейчас я услышу ее, а затем ты оставишь меня предаваться размышлениям.
Мальчик глубоко вздохнул и посмотрел в огонь.
— Учитель, мне... снова снилось пламя прошлой ночью... Оно казалось таким живым, а вы говорили, чтобы мы пришли к вам, если...
— Это был сон и ничего больше. Теперь уйди.
Мальчик не сдвинулся с места. Брови его сошлись к переносице и он продемонстрировал мне свои руки. Кожа около его пальцев почернела, явно обожженная.
— Каким образом ты обжегся?
— Я проснулся, и руки мои были подобны пеплу. — Мальчик встретил мой взгляд; он все еще дрожал, но в голосе его звучало возбуждение, злившее меня. — Во сне я парил над землей, а она и небо тоже — были одним лишь огнем. Весь мир был так ярок, что... на него невозможно было смотреть, учитель. И когда я проснулся, руки мои... обгорели, будто я коснулся ими этого пламени.
— Ты лжешь. Ты пришел ко мне, сочинив историю, и теперь можешь очень разозлить меня.
— Нет, учитель...— От страха у мальчишки выступил пот. — Нет, не лгу, жизнью клянусь!
— Ты нарочно обжег свои руки свечой. Или, возможно, коснулся одного из костров в Темнице Потоков. И теперь приходишь ко мне и говоришь, будто тебя опалил сон. Я устал от твоей лжи!
Мальчик замолчал и, к моему удивлению, на лице его отразился гнев.
— Нет. Я не лгу. Именно сон меня и опалил, учитель. Вы говорили, что подобное может произойти, если могущество пробудится. То были ваши слова и я пришел, чтобы повторить их вам и сказать, что они истинны. — Он протянул руки. — Смотрите, учитель...
Мальчик не успел ничего проделать, ибо мои руки — огромные по сравнению с его собственными — метнулись и сжали обожженные пальцы. Мальчишка закричал, и эхо темницы разнесло звук. Я швырнул его на пол у камина и колени его с хрустом ударились о камни.
— Смотри в это пламя! Подними голову, смотри!
Мальчик дрожал от боли в коленях... Я видел слезы в его глазах, когда он поднял голову и взглянул в огонь. Пламя окрасило лицо его красным призрачным сиянием...
— Этим ты хочешь обладать? Пламя будоражит твое сердце? Знай, что пламя может обжечь, и если ты отдашь себя изучению его силы, то пострадаешь от его прикосновения.
Мальчик молча глядел в огонь. Казалось, он зачарован. Жар высушил его слезы, да и дрожь прошла. Пламя занимало все его помыслы. Меня он не слушал, и я почувствовать ярость в душе.
— Если это заботит тебя так сильно, что ты смеешь вторгаться во время моей медитации, то я научу тебя подчинению пламени!
Рука моя сжала запястье мальчика. Он взвыл, когда я подтащил его ближе к очагу, а затем прижал его руки к углям... Раздались треск, шипение обгорающей кожи... и страшные крики.
— Чтобы познать, ты должен страдать. Ты должен позволить силе, которой жаждешь обладать, спалить тебя. Познай эту муку и познаешь, как использовать ее против своих врагов.
...Воспоминания развеялись, как дым. Игнус нависал надо мной, склонив голову набок, и безумная черная ухмылка сияла на его лице.
— Учитель... Игнус не забыл твои учения...
Злость из моих воспоминаний все еще не прошла и я отдал ему приказ.
— Ты ответишь на мои вопросы, Игнус. Я освободил тебя и могу вновь отправить тебя в твой ад.
— Думаешь, ссумеешь пленить Игнусса? — Пламя облекло его в подобие плаща, затем развернулось, будто готовясь поглотить и меня. — Убить тебя, обратить в прах может Игнусс... Пока что Игнусс подчиняетссся... Но угрозы... Угрозы злят Игнусса...
— Вообще-то, Игнус, тебе не остановить меня. Ты можешь сжечь меня, но я буду возвращаться снова и снова, пока ты не потухнешь. Так что давай не будем об угрозах...
Снова раздалось потрескивание, и Игнус слегка наклонил голову, будто изучая меня, затем прошипел:
— Пламя выжжет из тебя бессмертие... Тебе не одолеть мое пламя...
— Возможно, ты просто не понимаешь, Игнус, в чем суть бессмертия...
— Ты не бессмертен... Игнусс может убить тебя... и развеять прах по ветру...— На моих глазах он развел руки в стороны и от него ко мне устремился жар столь яростный, что я вынужден был прикрыть глаза; с ревом воздух в помещении втягивался в Игнуса.
Я хотел крикнуть, чтобы он прекратил, но в эту секунду раскаленная волна окатила меня. Я почувствовал, как кожа моя тлеет, дымиться... и тогда пришла БОЛЬ. Я сжал зубы и, превозмогая ее, расслышал хриплый хохот Игнуса...
