Они обошли крошечный песчаный островок, кое–где поросший травой, и обнаружили следы кострищ, обглоданные кости рыб и зверей. Здесь бывали люди.
— Давай сушить вещи! — объявила девушка. — Я так пропиталась водой, что, наверно, неделю пить не буду…
Слав стянул с плеча мокрую куртку и замер: ничуть его не стесняясь, Ангела быстро сняла с себя все и разложила вещи на песке.
— А ты что? — повернулась она. Слав мигом опустил глаза и закопался с ремнем на штанах. Раздеваться перед девушками ему приходилось, но в своей секции, в интимном полумраке, зная, что затем произойдет… Но здесь, на открытом ветрам клочке суши, под внимательным взглядом неба и жгучим интересом солнца, он раздеться не мог.
— Тебе помочь?
Смеялась ли она? Быть может. А от смеха недалеко до презрения. Слав заторопился, вырвал‑таки ремень и оказался нагишом. Положил штаны на песок и выпрямился. Ангела смотрела на него. Кажется, ниже пояса.
— Ты что? — спросил он, невольно наклонил голову и почувствовал, что краснеет. Он не мог поднять голову, не смел смотреть на нее.
— У Волода был шрам, — Ангела шагнула к нему и коснулась рукой живота. — Вот здесь.
Он увидел ее ноги и плоский живот. В груди жарко бухнуло. Но Ангела повернулась и пошла прочь. Ее загорелая мускулистая фигура была великолепна: стройные ноги с точеными икрами, поджарые ягодицы, тонкая талия и высокая шея… Ангела присела и разлеглась на песке, подложив под волосы какую‑то тряпку. Слав уставился на ее крепкую грудь с задорно торчащими сосками, затем спохватился, что стоит как истукан, и тоже лег, но не на спину, а на живот.
— Вы очень похожи. Но ты совсем другой, — сказала она.
— Почему ты так часто вспоминаешь его? — спросил Слав.
— Не так уж и часто, — Ангела повернула к нему голову. — Только когда вижу тебя.
— Знаешь, мне неприятно, когда ты вспоминаешь о нем.
— Это почему?
— Потому что… — Ему было нелегко, но он выговорил эту трудную фразу. — Ты его любишь?
— Я? — Ангела привстала. — Зачем тебе знать?
— Ну… — Слав смутился. Вопрос застал его врасплох.
— Я могу не отвечать тебе, — сказала, приподнимаясь на локте, Ангела. — Но я отвечу. Если и любила — Волод умер, значит, и любовь умерла.
— Это не так, — возразил Слав. Он вспомнил слова какого‑то философа и процитировал. — Настоящая любовь не умирает. Она живет, пока жив хоть кто‑то из любящих.
— Значит, по–твоему, моя любовь не была настоящей? — спросила девушка.
— Значит, ты все‑таки любила его.
— А ты любил женщину? По–настоящему, как ты говоришь? — вопросом на вопрос ответила Ангела. Слав вновь растерялся. С Ангелой непросто разговаривать. То, что девушки Дирна держат в себе и никогда не скажут, она говорила прямо, ничуть не стесняясь. Действительно, чего им теперь стесняться?
— Нет. Думаю, нет.
— А откуда ты знаешь?
— Знаю, — проговорил Слав. — Как же я могу не знать?
— Ты странный человек, Слав. Все гморы такие странные? Но ты мне все равно нравишься.
— Нравлюсь? — переспросил он.
— Да, — Ангела перевернулась на живот, опустив голову на скрещенные руки. — Знаешь, Слав, — голос ее дрогнул. — Я Волода не любила. И не полюбила бы никогда. Он похож на тебя, но внутри он… другой. Хуже. Он не мог бы любить, как ты… сказал.
Слав молчал.
— А ты, Слав, мог бы так любить? По–настоящему? До тех пор, пока жив?
— Мог бы. Если это необыкновенная девушка.
— Что значит: необыкновенная?
Слав повернул голову, чтобы прочитать ответ в плывущих над горизонтом облаках — и увидел темное пятно. Что‑то огромное плыло по залитой водой Пойме.
— Смотри!
Ангела резко повернулась:
— Одевайся! — крикнула она. — Это рыбаки!
Черное пятно приближалось, и скоро Слав разглядел плот из вязанок тростника и пустых пластиковых бочек. Плот был огромен, не меньше сотни квадратных метров, а, скорее всего, много больше. На нем были несколько строений из тростника и дешевого пластика, а в центре стояла мачта с широким прямоугольным парусом. По плоту ходили люди и, похоже, они видели стоящих на островке. Быстро одевшись, Слав и Ангела ожидали, пока плот пристанет к берегу. Похоже, рыбаки плыли именно сюда.
Несколько рыбаков спрыгнули в воду и побрели к берегу. Их загорелые тела прикрывали рваные рубахи, сшитые, по всей видимости, из отживших свой срок старых и рваных сетей, и короткие, не достающие до коленей, кожаные штаны.
Слав и Ангела дожидались их, не двигаясь с места.
— Говорить буду я, — шепнула девушка, и Слав еле заметно кивнул. Ей лучше знать, что говорить.
Рыбаки приблизились. Ремни на их бедрах оттягивали изогнутые ножи, удобные для разделывания рыбы. Двое держали в руках зазубренные, сработанные из костей зверя, остроги. Другого оружия у рыбаков не было. Отряд остановился в нескольких метрах от беглецов, один из рыбаков шагнул вперед.
— Меня зовут Мосень, — объявил он. — И я здесь хозяин. Кто вы такие?
Он был широк в кости и широкоплеч. Поросшая кучерявыми волосами голова, казалось, сидела прямо на плечах, без шеи. Его круглое лицо могло показаться привлекательным, если бы не хищный крючковатый нос и въедливый взгляд маленьких, но все замечающих глаз.
— Я Ангела, а он — Слав. Мы из клана Север, — сказала девушка.
— Никогда не слышал о таком клане. А что вы здесь делаете?
— Мы шли в клан Красноголовых, но заблудились в пустыне. Песчаная буря сбила нас с пути, а потом начался прилив, — хладнокровно сочиняла Ангела. Славу казалось, ее особо не слушают, больше рассматривают. Но это было не так.
— О Красноголовых я слышал. Но они далеко отсюда. Очень далеко. А песчаных бурь в эту пору не бывает, — усмехнулся Мосень. — Проще говоря, вы — бродяги.
— Я из клана Север, — проговорила Ангела. Даже Слав уловил неуверенность в ее голосе, что уж говорить про кучерявого вожака? Мосень сжал губы:
— Мы не убиваем чужаков, оно нам не надо. Тем более, если они молоды и красивы…
Он смотрел на Ангелу. Девушка выдержала его взгляд. Слав забеспокоился: что он имел в виду?
— А он, что, немой? — Мосень кивнул на Слава. Слав открыл рот, но Ангела успела первой:
— Да, он не разговаривает, — она посмотрела на юношу. Ее взгляд ясно давал понять: не спорь и молчи!
— Ладно, сейчас мы разведем костер и поедим, — сказал Мосень. — Вы можете оставаться с нами…
Рыбаки натаскали сухого хвороста, видимо, хранившегося где‑то на плоту, и зажгли огонь. Женщины ловко разделывали свежие рыбины, насаживали на длинный вертел и зажаривали целиком. Одна из рыбачек протянула гостям две большие ракушки. Слав поблагодарил и взял ракушку в руки, не зная, что с ней делать. Заметив его неуверенность, рыбачка отобрала ракушку, привычным движением вскрыла и снова протянула парню. Внутри было нежное полупрозрачное тельце моллюска.
