Элемент неожиданности вносят только неизвестно откуда свалившиеся лорды Дар-Гавиа. Этим даже королева удивилась. Вначале нахмурила брови, гневно привстала с трона, повысила голос… Но уж больно хороши собой стройные рослые парни с черными косичками, с ярко блестящими даже под нещедрым солнцем Хаяроса золотыми узорами на перьях, а если вспомнить все слухи об их боевом мастерстве, то…
— Почему бы не украсить Большой бой за дуэм такими участниками? — прошелестел в ухо властительнице Аккалабата верный лорд-канцлер. — Какое впечатление для гостей с Делихона! — И еще тише добавил: — И надо бы нам посмотреть, что они там умеют, на юге. Чтобы не было потом неожиданностей.
Так что королева сменила гнев на милость, лишь пожурила Дар-Гавиа за то, что редко бывают в столице, и разрешила участвовать.
Краем глаза Сид ловит какое-то шевеление на другом краю площадки. Шевеление, явно ему предназначенное. Хьелль стоит, поглаживая двумя большими пальцами лезвие длинного меча. Есть у него такая привычка: перед поединком разминать сталь, словно мягкую ткань, подушечками пальцев и внимательно рассматривать при этом, что получилось. Так он сосредотачивается. Только губы его шепчут, обращаясь вовсе не к мечу, а к Сиду, и, когда тому удается прочитать, что они шепчут, он дуреет от радости. «Прос-то та-щи». Небо, подернутое серыми тучками, сразу кажется ясным, лорды Дар-Гавиа совсем не страшными.
В таком уверенном и спокойном расположении духа Сид пребывает до того момента, когда по команде ректора Дар-Пассера все участники делают несколько шагов назад от своего места на линии окружности и в круг выволакивают сегодняшнюю жертву. Раздетый до пояса, с окровавленной спиной и разодранными крыльями, лорд Рейн Дар-Акила совсем не похож на того счастливого мальчишку, которого Сид несколько дней назад видел в корпусе. Он безропотно откидывает шею назад, пока распорядители ставят его на колени и аккуратно привязывают длинные черные волосы к деревянному столбу в центре арены, только слабо шевелит крыльями, пытаясь пристроить их так, чтобы не было очень больно.
— Дурашка. Сейчас тебе будет еще больнее, — слышит Сид справа от себя характерный северный выговор Дар-Умбры, уже нечеткий, задыхающийся от волнения, от желания — первым добежать до столба, отвязать, схватить, подтащить к трону.
Сиду хочется посмотреть, что там делает Дар-Умбра, но он не может отвести взгляд от выгнутой полуголой фигуры у деревянного столба, от которой исходит животный зов такой силы, что нет никакой возможности противиться ему. И что же там ждет Дар-Пассер? Почему не дает сигнала? Сид сглатывает и издает низкий гортанный звук, мало чем напоминающий звуки человеческого голоса. Ну же, ну…
— На линию! — крик Дар-Пассера доносится как сквозь туман. Вместе с другими лордами Сид занимает свое место на окружности. Отовсюду тянутся прерывистые вздохи, хрипы, слышна чья-то отчаянная ругань. Отовсюду, кроме как…
Сид скашивает глаза налево. Конечно, средний Дар-Акила ничего подобного не чувствует, ведь Рейн его брат: зов альцедо не затрагивает кровных родственников. Среди задыхающихся от жажды молодого тела даров, только один сохраняет трезвую голову и смотрит на привязанную в центре круга жертву не с желанием обладать, а… Пресвятая Лулулла! Он же убить его хочет! Сид чувствует, будто его окатили ушатом холодной воды.
Кому, как не ему, знать это выражение по-волчьи сощуренных глаз, эту линию подбородка, выдающую крепко сжатые зубы и упрямо выдвинутую вперед нижнюю челюсть… Только в тот раз он видел сведенные в точку глаза и злобно выпяченный подбородок близко-близко. Но и теперь присутствие хищника, уже загнавшего свою добычу, действует на Сида отрезвляюще. Отточенная веками придворных интриг логика Дар-Эсилей заставляет все животные страсти забиться далеко на окраину сознания.
«Вот ведь все как просто, даже элементарно», — размышляет Сид, и сердце его начинает биться куда ровнее, чем у любого из стоящих рядом с ним на арене. «Если младший брат сегодня уходит под дуэм, то вместе с ним уходит половина дариата Акила, и (если я правильно понял из давешнего разговора, кто из двух братьев — мамин любимчик) лучшая половина. Средний, нажившийся на гибели старшего в поединке со мной, этого не потерпит. Он уже успел почувствовать вкус власти, который дает большой дариат. Он ни с кем не договаривался, он пришел сюда не защищать младшего братишку и даже не тащить его в круг, а просто решить все проблемы одним ударом. Покончить с парнем здесь в суматохе — легче легкого, а потом ищи виноватых… Королева, конечно, рассердится».
Сид завершает свои раздумья этим столь типичным для Дар-Эсилей неутешительным выводом ровно в тот момент, когда Дар-Пассер выкрикивает:
— Ичита!
Взвившийся в воздух плеск крыльев, скрип сапог по мраморному песку и звон оружия почти сразу перекрываются отчаянными криками. Первые раны нанесены в первые секунды схватки. Ее Величество будет довольна.
Лорд-канцлер Корвус Дар-Эсиль
Хорошо, что я знаю своего дурака как облупленного.
Зачитывая правила, лорд Дар-Эсиль краем глаза следит за реакцией участников.
Я знал, что он полезет. Я все предусмотрел, все продумал, я еще с вечера видел, что он выпадает из действительности, подолгу смотрит в окно… А за окном у нас что? Сигнальные огни Дар-Халема.
Лорд-канцлер ни за что не признается даже себе, что он вчера вечером тоже смотрел в окно. Но не в то, которое выходит на запад, к реке, разделяющей владения Эсилей и Халемов, а в южное. И с облегчением откинулся на спинку кресла, увидев, как из зеленоватой дымки над плотными кронами окрестных лесов соткались темные крылатые силуэты и растворились в закатном тумане по направлению к столице. Или не с облегчением откинулся канцлер в кресло, а испуганно вжался? Хотя тянуло к оконному проему, хотя внутренний взор видел, как наяву, вороные с золотом крылья, смуглые плечи, черные волосы, туго сплетенные в длинные косы…
Впервые за несколько десятков лет явились в столицу Империи лорды Дар-Гавиа, покинув пределы своих владений, простирающихся далеко на юге. Держались особняком, только кое-кто из старших обменялся сдержанным кивком с Дар-Пассерами, а молодежь во все глаза таращилась на столичного покроя орады и разнообразные клинки, которые тут и там вынимались из перевязей, придирчиво осматривались, сравнивались, взлетали в приветственном жесте в воздух и вновь успокаивались в ножнах — до поры, до поры.
Глава клана, нити серебра в угольно-черных косах, не удостоив лорд-канцлера взглядом, низко склонился перед королевой и принес властительнице Хаяроса свои уверения в преданности. Покорнейше молил прощения за небрежение дворцовой суетою, ссылался на непокойных ямбренских итано, будоражащих мятежами плодородный южный край и не позволяющих ни на секунду выпустить их из-под жесткой руки владетельных даров. Просил разрешить участвовать.