Я взглянул на него.
— У меня самого руки не чисты, — сказал я, — и уж кто-кто, а я не осмелюсь судить тебя. Но не так давно, готовясь пройти Образ, я подумал, что изменилось мое отношение… к Эрику, к трону. Ты делаешь то, что делаешь, по-моему, из чувства долга. Сейчас я тоже ощущаю это чувство по отношению к Янтарю, по отношению к трону. На самом деле даже более того. Гораздо более, чем тогда. Но я осознал и кое-что еще, кое-что, чего долг не требует от меня. Я не знаю, когда или как пропало это стремление, и я изменился, но я не хочу трона, Папа. Прости, если это спутает твои планы, но я не хочу быть королем Янтаря. Прости.
Затем я отвернулся и стал смотреть на пятно. Услышал, как он вздохнул.
Затем:
— Сейчас я намерен отослать тебя домой, — сказал он. — Оседлай коня и возьми провизию. Езжай куда-нибудь из Янтаря… в любое место поуединенней.
— Моя гробница сойдет?
Папа фыркнул и слегка усмехнулся.
— Сойдет. Иди туда и жди моей воли. Мне надо кое-что обдумать.
Я встал. Он протянул правую руку и положил ладонь мне на плечо. Талисман пульсировал. Отец взглянул мне в глаза.
— Ни один человек не может иметь всего, что хочет, так, как он того хочет, — сказал он.
И вдруг меня будто отбросило, словно сила Козыря, только работающая наоборот. Я услышал голоса, затем вокруг себя я увидел комнату, из которой ушел. Бенедикт, Джерард, Рэндом и Дара по-прежнему были там. Я почувствовал, что Папа отпустил мое плечо. Затем он исчез, а я вновь оказался в Янтаре.
— Что за дела? — сказал Рэндом. — Мы видели, как Папа послал тебя назад. Между прочим, как он это сделал?
— Не знаю, — сказал я. — Но он подтверждает то, о чем нам рассказала Дара.
— Почему? — спросил Джерард.
— Он хочет, чтобы мы научились верить ей, — сказал я.
Бенедикт поднялся на ноги.
— Тогда я пойду и сделаю как было приказано.
— Он хочет, чтобы вы атаковали, затем отступили, — сказала Дара. — После чего будет необходимо лишь сдерживать их.
— Как долго?
— Он только сказал, что это будет очевидно.
Бенедикт выдал одну из своих редких улыбок и кивнул. Одной рукой он ухитрился извлечь футляр с картами, вынул колоду, большим пальцем выщелкнул особый Козырь, который я дал ему для Дворов.
— Удачи, — сказал Рэндом.
— Да, — согласился Джерард.
Я прибавил свои пожелания и посмотрел, как блекнет Бенедикт. Когда его радужное послесвечение исчезло, я обернулся и заметил, что Дара тихонько плачет. Высказываться по этому поводу я не стал.
— Теперь у меня тоже есть приказ… или что-то вроде, — сказал я. — Мне пора двигаться.
— А я вернусь обратно в море, — сказал Джерард.
— Нет, — услышал я голос Дары, когда двинулся к двери.
Я остановился.
— Ты останешься здесь, Джерард, и присмотришь за безопасностью самого Янтаря. Атак с моря не будет.
— Но я думал, местная оборона поручена Рэндому.
Она покачала головой.
— Рэндом присоединится к Джулиэну в Ардене.
— Ты уверена? — спросил Рэндом.
— Уверена.
— Хорошо, — сказал он. — Приятно знать, что он, по крайней мере, не забыл обо мне. Извини, Джерард. Это брейк, Джерард![4]
Джерард смотрел озадаченно.
— Надеюсь, Папа знает, что делает, — сказал он.
— Это мы уже проходили, — сказал я. — Пока.
Выходя из комнаты, я услышал шаги. Возле меня возникла Дара.
— Что еще? — спросил я.
— Я хотела пойти с тобой, куда бы ты ни направлялся.
— Я как раз направляюсь наверх собрать кое-какие припасы. Потом я направляюсь в конюшню.
— Я пойду с тобой.
— Я поеду один.
— Увы. Может, и к лучшему. Мне все равно надо поговорить с твоими сестрами.
— Их тоже пристроили к делу, а?
— Да.
Какое-то время мы шли в молчании, затем она сказала:
— Все совсем не так холодно и расчетливо, как кажется, Корвин.
Мы вошли в кладовую.
— Что совсем не так?
— Ты знаешь, о чем я.
— A-а, об этом. Ну хорошо.
— Ты мне нравишься. Это может длиться больше, чем тот день, если у тебя сохранились хоть какие-то чувства.
Гордость подсказала мне колючий ответ, но я придержал язык за зубами. За столетия кое-что да узнаёшь. Да, она использовала меня, верно, но в то же время она явно не была свободной в своей воле. Но самое худшее было то, что Папа хотел, чтобы я хотел Дару. Но я не позволил негодованию по этому поводу смешаться с моими реальными чувствами — или с тем, чем они могли стать.
Итак:
— Ты мне тоже нравишься, — сказал я и посмотрел на нее.
Судя по Даре, ее пора было поцеловать, что я и сделал.
— Мне пора.
Она улыбнулась и сжала мою руку. Затем ушла. Я решил пока не проверять своих растрепанных чувств. А просто собрал воедино.
Я оседлал Звезду и поехал через гребень Колвира, пока не добрался до гробницы. Расположившись снаружи, я закурил трубку и стал смотреть на облака. Я чувствовал, что у меня выпал слишком насыщенный день, а ведь едва миновало утро. Предчувствия играли в салочки в гротах моего разума, но ни одно из них я не позаботился бы пригласить на ленч.
Пока я сидел в полудреме, внезапно кто-то запросил связь. В одно мгновение я оказался на ногах. Это был Папа.
— Корвин, я принял решение, и время настало, — сказал он. — Обнажи левую руку.
Я так и сделал, пока его черты обретали реальность, выглядя все более и более царственными, странная печаль лежала на его лице, печаль, какую я раньше никогда не видел на лике Оберона.
Он взял мое запястье левой рукой, а правой вынул кинжал.
Я смотрел, как он надрезает мне кожу, потом кладет клинок обратно в ножны. Потекла кровь, а он сложил левую ладонь ковшиком и стал собирать кровь. Отпустил мою руку, накрыл левую ладонь правой и отшагнул. Подняв ладони к лицу, он дунул на них и быстро развел руки в стороны.
Хохлатая красная птица величиной с ворона — все перья цвета крови — посидела у него на ладони, переместилась на запястье, взглянула на меня. Даже глаза ее были красны, а в их взгляде, когда птица склонила голову набок и уставилась на меня, мелькнуло что-то знакомое.
— Это Корвин, тот, за кем ты должна следовать, — сказал Оберон птице. — Запомни его.
Затем он пересадил птицу на левое плечо, откуда она продолжала разглядывать меня, не делая и попытки сбежать.
— Сейчас ты должен идти, Корвин, — сказал он, — быстро. Садись на коня и поезжай на юг, уйди в Тень, насколько сможешь. Двигайся в «адской скачке». Уберись отсюда как можно дальше.
— Куда мне идти, отец? — спросил я его.
— Ко Дворам Хаоса. Дорогу знаешь?
— В теории. Я никогда не преодолевал это расстояние верхом.
Папа медленно кивнул.
— Тогда двигай, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты набрал как можно большую временную разницу по отношению к Янтарю.
— Ладно, — сказал я, — но я не понимаю.
— Поймешь, когда придет время.
— Но есть путь полегче, — запротестовал я. — Я могу добраться туда быстрее и с меньшими трудностями, просто свяжусь с Бенедиктом по его Козырю, и он проведет меня.
— Нет смысла, — сказал Папа. — Необходимо, чтобы ты шел длинным путем, потому что ты понесешь нечто, что будет тебе доставлено по пути.
— Доставлено? Как?
Он поднял руку и взъерошил красные птичьи перья.
— Вот этим твоим приятелем. Он не сможет долететь до Дворов… вовремя — нет.
— И что он мне принесет?
— Талисман. Сомневаюсь, что буду способен переместиться туда, когда закончу то, что мне нужно будет сделать с его помощью. Но сила Талисмана может потребоваться там, у Дворов.
— Ясно, — сказал я. — Но мне все равно не придется одолевать все расстояние. Я могу козырнуться туда, как только получу Талисман.
— Боюсь, что нет. Если я совершу то, что должен, на какой-то период Козыри могут отключиться.
— Почему?
— Потому что вся ткань существования будет подвергнута изменению. Езжай же, к черту! Садись на коня и — вперед!
Я встал и мгновение разглядывал его.
— Отец, а нет другого пути?
Он просто покачал головой и поднял руку. Начал блекнуть.
— Прощай.
Я развернулся и сел в седло. Было еще что сказать, но уже слишком поздно. Я направил Звезду в сторону тропы, что привела бы меня на юг.
Хоть Папа и умел играть с тканью Тени на вершине Колвира, я никогда не был способен на такое. Мне требовалась отъехать от Янтаря подальше, прежде чем начать перетасовку.
Все же, зная, что это можно сделать, я чувствовал, что стоит попробовать. Итак, прокладывая себе путь на юг по голому камню и вниз по скалистому ущелью, там, где завывал ветер, я попробовал закрутить ткань существования вокруг себя, пока направлялся к тропе, что вела к Гарнату.
