Парни заржали.
— Хватит вам, дураки! — оборвала их девушка. — Вдруг ему плохо? Вдруг он болен?
— Да ты посмотри на него! Он же здоровее нас, вместе взятых!
Егор застонал и попытался встать, но не смог. Парни оборвали смех.
— У него кровь на виске, — встревоженно проговорила девушка. — Давайте позовем кого-нибудь на помощь!
— А если он откопытится? — с сомнением возразил парень в белой куртке. — Нас же потом и посадят. Скажут, что это мы его.
— Но надо же что-то делать!
— Да что делать-то? — вспылил парень в белой куртке. — Посмотри на него — это же бомжара!
— Точно — бомжара, — подтвердил парень в черном. — А бомжи знаешь какие живучие? Мой батя одного такого машиной переехал, а тот вскочил и дал деру.
Егор задрожал, по телу его заходили судороги.
— О, Боже! — выдохнула девушка. — Да он совсем плох!
— Щас сдохнет, — сказал парень в белой куртке.
— Может, ему помочь? — со смехом предложил парень в свитере.
И в этот миг терпение Егора лопнуло. В глазах его вспыхнул желтый звериный огонь, клыки удлинились и заострились. Он резко приподнял голову и, обнажив огромные клыки, рыкнул на подростков.
Пару секунд они стояли неподвижно, оцепенев от ужаса, потом повернулись и, ни слова не говоря, пустились наутек. Вскоре вся троица скрылась из вида.
Волна боли отступила. Егор перевел дух.
«Чертов мегаполис! — подумал он. — Даже ночью негде скрыться от людских глаз!»
Превозмогая боль, он сел. Посидел немного, собираясь с духом, потом поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел прочь. Время от времени боль отступала, и тогда он пытался сосредоточиться на своих мыслях, но мысли путались, словно у пьяного. Егору все время казалось, будто что-то важное ускользает от него. Какое-то воспоминание, связанное с кем-то, кто был ему близок и дорог. Неужели этот «кто-то» — профессор Терехов?..
Тоска, кольцом сжавшая сердце, показала, что это не так. Вновь от него ускользало что-то важное. На мгновение Егору показалось, что он смутно припомнил чье-то лицо — зеленые глаза, нежный абрис скул, светлые волосы…
Воспоминание ускользнуло так же внезапно, как появилось — кольцо тоски, сжимающее сердце, ослабло.
Часа полтора Волчок бродил по окраине города, подыскивая место, где можно отдохнуть и собраться с мыслями. Наконец ноги занесли его на какой-то пустырь, заваленный деревянными ящиками, мусорными баками и проржавевшими до дыр коробками гаражей-«ракушек».
Силы оставили Волчка, и он рухнул рядом с гаражом. По телу его пробегали волны судорог. Грудь и голова болели так, будто кто-то ковырялся в них раскаленным на огне железным прутом.
«Я умираю… — подумал Егор, но вместо жалости к себе в нем закипела злость. — Нет, я не согласен! Я выжил после выстрелов в голову и в сердце, и теперь не собираюсь подыхать на свалке, как бродячий пес».
Вздрагивая и кривясь от боли, Егор тихонько запел:
Ты помнишь — давным-давно
Я жил, как во сне, легко,
Но раненный кем-то волк
Вонзил мне клыки в плечо…
Песня помогла отвлечься от боли, и Егор, переведя дух, запел снова:
И я стал таким, как он,
Невидимым ясным днем…
Убийца и злой хозяин
В мире ночном…
На какой-то миг ему показалось, что боль отступила, но едва он расправил плечи, как новый приступ головной боли заставил его застонать. Боль была такая сильная и мучительная, что у Егора потемнело в глазах. И тогда он снова запел — стиснув зубы, хрипло и глухо, голосом, каким могут петь только мертвецы:
А ночь, словно боль, темна.
Зверь здесь, и он ждет тебя…
Ты чувствуешь вкус охоты,
Зверь этот — я!
И снова боль дала ему передышку. Егор облегченно вздохнул, и в эту секунду сноп света ударил его по глазам.
— Эй!
Егор вздрогнул и заслонился рукой от обжигающего глаза света.
— Уберите фонарь! — хрипло крикнул он.
Человек отвел луч фонаря в сторону, и Егор сумел разглядеть незнакомцев. Их было трое. Впереди — пожилой узкоглазый мужчина в сильно заношенном пальто и старой фетровой шляпе. Слева от него — невысокий толстяк с глуповатым лицом, справа — тощий и долговязый парень с красными глазами. Эти двое были одеты в заношенные до дыр ватники.
Пожилой мужчина в шляпе пристально посмотрел на Егора и спросил:
— Ты кто?
— А вы? — спросил в свою очередь Егор, разглядывая бродяг.
— Мы здесь живем, — ответил пожилой.
— Где живете? На помойке?
— Это не помойка. Это пустырь.
Егор обвел взглядом баки, коробки, костровища. Он понятия не имел, как его сюда занесло. Снова перевел взгляд на бродяг и спросил:
— Вы бомжи?
Пожилой улыбнулся:
— Люди нас так называют. Хотя нам больше по душе слово «бродяги». Кстати, меня зовут Марат Тимурович. Можно просто Тамерланыч. Это… — он указал на толстяка, — Кузьма. А вот этого тощего мы называем Крепыш. А как зовут тебя, добрый человек?
Егор снова попытался вспомнить, как он оказался на этом пустыре. Вспомнил больницу, доктора, потом разбитое окно, осколки которого расцарапали ему лицо. И еще свое имя — Егор Волков. Больше ничего.
— Меня зовут Волчок, — сказал он бродяге.
— Просто Волчок?
— Да.
— Хорошо, Волчок. — Тамерланыч улыбнулся, отчего лицо его приобрело добродушное и приветливое выражение. — Что с твоим лицом, Волчок? Ты попал в аварию?
Егор потрогал пальцами покрытую набухшими ссадинами щеку и поморщился.
— Кошка поцарапала, — ответил он.
— Если хочешь, я дам тебе пластырь.
— Обойдусь.
Бродяги переглянулись. Толстяк Кузьма что-то шепнул на ухо Тамерланычу. Тот кивнул и снова заговорил, обращаясь к Егору:
— Ты голоден? Мы можем накормить тебя.
Желудок Егора скрутил спазм. Он только сейчас понял, насколько сильно голоден.
— Вижу, мое предложение тебе понравилось, — с улыбкой произнес Тамерланыч. — Идем к костру, добрый человек. Тебе надо согреться и поесть.
* * *
Тихо и уютно трещал в ночном мраке рыжий костерок. Егор оглядел закут, отгороженный большими кусками фанеры.
— Вы неплохо тут устроились, — сказал он.
— Да, — кивнул Тамерланыч, — нам тоже нравится. Держи!
Он протянул Егору кусок хлеба и открытую банку говяжьей тушенки.
Пока Волчок ел тушенку, Тамерланыч закурил и повернулся к тощему Крепышу, который сидел рядом, тихонько перебирая струны старенькой гитары, заклеенной в нескольких местах кусками скотча.
