В общем, они угодили в ловушку. Балкон простирался прямо над океаном, и лететь с него было бы слишком уж высоко. К тому же теперь было время отлива и внизу, под пенными волнами, торчали острые камни скал. Если бы был прилив, Серегил возможно и попытался бы прыгнуть, как крайний из вариантов, но вот Алек… как заставить сделать то же самое и его? Конечно, раньше всегда срабатывало — просто схватить его и кинуть — но сейчас Серегилу что-то не очень нравилась эта идея.
Голоса звучали то громче, то приглушённей, прерываясь смехом, пока не перешли на совсем интимные интонации. Алек покачал головой, а затем показал что-то, похожее на письмо.
Что там? — Серегил вопросительно дёрнул головой.
Алек протянул ему письмо.
Датированное десятью днями ранее, пятым Горатина, оно было адресовано «Её Величеству Глубокоуважаемой Тётушке» и подписано именем «Элани, Крон-принцессы Скалы». Серегил бросил на Алека новый взгляд и увидел на его лице торжествующую улыбку. Улыбнувшись в ответ, он показал ему большой палец: «великолепно!»
Само по себе письмо не представляло особенного интереса, в нём был описан всего лишь один день из будней юной наследницы престола — упражнения в фехтовании и стрельбе из лука, подаренная Маркизом Кирином лошадка, занятия с королевским сокольничьим, смерть любимой собачки, а также некое послание Даноса, кандидата в женихи принцессы. Тон письма был весьма непринуждённым, с легкой примесью этих обычных девичьих восторгов. Серегила оно заставило немного заскучать, хотя и не слишком удивило. Из своего краткого знакомства с находящейся под неусыпным надзором наследницей Фории, у него сложилось впечатление о ней, как о девице весьма серьёзной.
Впрочем, всё это было не так уж важно. Какое, однако, отношение ко всему этому имел Рельтеус? Серегил ещё раз, уже более придирчиво, перечитал письмо. Почерк более походил на мужской, нежели на написанное рукой юной девицы. Причём написано это было кем-то сведущим в искусстве изящного письма. А это означало несколько возможных вариантов.
Судя по тому, что следов от печати не имелось, это могла быть либо копия, либо подделка, хотя казалось странным, что кому-то могла прийти в голову идея подделать столь обыденное письмо.
Звуки любовных игр, меж тем, достигли высот кресчендо, перемежаясь со всхлипами и бессвязными ласковыми бормотаниями. Серегил легонько толкнул Алека плечом и игриво пошевелил бровями. Алек в ответ закатил умилительно глазки, трясясь от беззвучного смеха. Любовники, похоже, достигли взаимного блаженства, о чём должен был свидетельствовать их постепенный переход к тяжким стонам, а затем смех. Парочка счастливцев! Но, однако, кто же это мог быть?
Несколько мгновений спустя, огонь погас, и они услыхали, как дверь в кабинет негромко открылась и затворилась снова. Серегил едва успел подобрать ноги, как дверь, за которой он стоял, вдруг распахнулась, и из неё вышел совершенно голый молодой человек весьма дородного телосложения, и, судя по всему, очень довольный собой. Напевая себе под нос какую-то песенку, он прошёлся до края балкона и облокотился на каменные перила. Для герцога он был, пожалуй, слишком юн, взрослые же сыновья герцога от первого брака нынче находились на войне. Скорее всего, это кто-то из слуг решил воспользоваться отстутсвием господина и получить собственное удовольствие.
Тронув Алека за запястье, Серегил указал головой на дверь и тихонько скользнул в тёмную комнату. Алек двинулся следом за ним, ни на шаг не отставая. Счастливый любовник ничего не замечал. Им ничего не оставалось, кроме как воспользоваться дверью кабинета, и Серегил двинулся вдоль темного коридора к спальне, дверь которой была в нескольких шагах отсюда, молясь, чтобы там оказалось пусто. Там, действительно, никого не было, к тому же стоял нежилой запах.
Прислушиваясь к тому, что творится за дверью, они переждали там, пока счастливый воздыхатель удалится из кабинета, а затем прокрались обратно. Алек встал на стражу, а Серегил тем временем уселся за стол, чтобы, скопировать письмо Принцессы Элани на великолепные пергаменты Герцога при помощи его дорогих чернил. Покончив с этим, они вернули документы в их потаённые места и поспешили к служебной лестнице в конце коридора, негромко шурша сапогами по истоптанным деревянным ступеням.
У главного входа и основных ворот стояла стража, а вот у стены в колодезном дворе её не было. Им удалось, протиснувшись через мизерное оконце в комнатке прях, в которое вряд ли пролез бы человек крупнее их, спрягнуть с высоты в два человеческих роста на рыхлую землю. Взобраться на стену позади колодца после этого было уже парой пустяков, ну а дальше они направились вдоль небольшого рва к главной дороге. Всё это время они то и дело оглядывались назад, готовые услышать крики за своей спиной, однако в поместье, оставшемся за красивой каменной оградой, по-прежнему было темно, и ночную тишину нарушал только отчаянный стрёкот сверчков.
Чрезвычайно довольный тем, что им удалось выйти сухими из воды, Серегил игриво дёрнул Алека за косичку.
- Я рад, что ты услышал, как любовнички направляются к нам. Представь, какой досадой было бы испортить им вечер!
- Угу, и себе тоже. Ну что, домой?
Серегил похлопал себя по рубашке, где были припрятаны письма.
- Домой.
Они пристроились пассажирами на Нимбус — торговое судёнышко, курсировавшее вдоль побережья — и уже шесть дней спустя после свого отъезда из Римини возвратились обратно. Вечернее солнце, гнавшее по волнам тень впереди корабля, обрызгало золотистыми крапинами рабочую гавань, окрасило в розовый цвет макушки скал, вздымавшихся над Нижним городом. Соединяясь между собой извилисто карабкавшейся вверх и огороженной стенами Портовой Дорогой, Верхний Город с его дворцами и громадами рынков, венчал собой отвесные скалы, в то время как Нижний — нагромождение складов, податных домов, съёмных многоквартирных бараков, зданий Гильдий и бесчётное множество харчевен и дешёвых борделей, предоставлявших кров морякам и торговцам — широко раскинулся вдоль устья просторного залива внизу под ним.
Облокотившись о поручень рядом с Серегилом, Алек наблюл, как стремительно приближается городской берег. Нынче оба они в своей простецкой и грубой дорожной одёжке ничем не выделялись из толпы — длинные льняные рубахи, заляпанные грязью кожаные штаны, изъеденные морской солью сапоги, к поясам подвешены ножи, волосы спрятаны под вылинявшие соломенные дорожные шляпы.
Первое, что их встретило, едва они миновали прибрежные моллы, — знакомые «ароматы» Нижнего Города, принесённые ветром вместе с раскалённым воздухом с побережья. Алек рассеянно почесался под лопаткой, глядя как матросы, убрав паруса, заводят судно наверх, к каменному причалу. Даже без камзолов их рубахи подмышками и на спинах взмокли от пота. Благодаря же избранным себе ролям для того, чобы проникнуть в усадьбу Рельтеуса, они уже около недели не имели возможности нормально помыться.
