– Истина жестока, – пожал плечами Самос. – Рано или поздно, она бы все равно узнала.
– Но почему ты рассказал ей?
– Чтобы она стала к тебе равнодушна и хорошо служила тем, чьи имена мы не будем сейчас упоминать.
– Я никогда не стала бы заботиться о калеке, – заявила Талена.
– У меня остается надежда, – продолжал Самос, – вновь призвать тебя на высокую службу огромной важности.
Я рассмеялся.
Самос покачал головой.
– Мне слишком поздно стали известны последствия твоих ран. Я сожалею.
– Теперь, Самос, – сказал я, – у меня совсем другие проблемы. Я и себе-то не могу служить.
– Я сожалею, – повторил Самос.
– Трус! Ты предал кодекс чести! Слин! – вскричала Талена.
– Все, что ты говоришь, – правда, – негромко ответил я.
– Насколько мне известно, – сказал Самос, – ты хорошо сражался за частоколом Саруса из Тироса.
– Я хочу, чтобы меня вернули к отцу, – холодно проговорила Талена.
Я достал пять золотых монет.
– Этих денег, – сказал я, обращаясь к Самосу, – должно хватить для безопасного путешествия на тарне в Ар, в сопровождении охраны.
Талена опустила на лицо вуаль.
– Эти деньги будут тебе возвращены, – презрительно бросила она.
– Нет, – возразил я, – возьми их как подарок в память о наших прошлых отношениях, когда я имел честь быть твоим спутником.
– Она самка слина, – угрюмо сказал Самос, – злобная и неблагодарная.
– Мой отец отомстит за это оскорбление, – холодно ответила Талена. – Ждите отряд тарнов.
– Твой отец отрекся от тебя, – бросил Самос, повернулся и вышел.
Я продолжал держать монеты в руке.
– Отдай мне деньги, – сказала Талена.
Я протянул к ней правую руку ладонью вверх. Она подошла и схватила монеты так, словно боялась прикоснуться ко мне. А потом встала в нескольких шагах передо мной, зажав деньги в кулаке.
– Как ты уродлив! Мне противно смотреть на тебя!
Я молчал.
Талена пошла к выходу из зала. У двери она остановилась и снова повернулась ко мне.
– В моих жилах, – гордо сказала Талена, – течет кровь Марленуса из Ара. Мне отвратительна даже мысль о том, что трус и предатель, вроде тебя, навсегда лишившийся чести, когда-то меня касался. – Она позвенела зажатыми в кулаке монетами. На руке была надета перчатка. – Благодарю вас, сэр. – И отвернулась.
– Талена! – крикнул я.
Она в последний раз взглянула на меня.
– Не стоит меня благодарить, – сказал я.
– И ты отпускаешь меня, – презрительно усмехнулась она. – Ты никогда и не был настоящим мужчиной. Мальчишка, слюнтяй. – Талена подняла вверх кулак с зажатыми монетами. – Прощай, ничтожество. – С этими словами моя бывшая свободная спутница вышла из зала.
А я снова остался сидеть один во мраке, размышляя о множестве вещей.
Как мне теперь жить?
«В очерченном мечом круге, – говорится в воинском кодексе, – каждый мужчина – убар».
Когда-то я был одним из лучших меченосцев планеты Гор. Сейчас я калека.
Талена уже, наверное, прибыла в Ар. Какой страшный удар ее ждет! Теперь она точно узнала, что лишена наследства и что отец от нее отказался. Она попросила о том, чтобы ее выкупили – поступок рабыни. Марленус, защищая свою честь, поклялся на мече и на медальоне убара, что у него больше нет дочери. Талена разом лишилась и принадлежности к касте, и Домашнего Камня. Самая жалкая крестьянская шлюха, охраняемая правами своей касты, может с презрением смотреть на Талену. Даже у рабыни есть ошейник. Я знал, что Марленус выставит дочь, от которой отрекся, на всеобщее обозрение в клетке, чтобы ее позор не бросил тень на его репутацию. Она будет пленницей в Аре. Даже не сможет назвать Домашний Камень Ара своим. Талена будет подвешена обнаженной на сорокафутовой веревке под аркой высокого моста, чтобы пролетающие мимо на тарнах всадники секли ее своими кнутами.
А я молча смотрел, как она уходит.
Даже не попытался остановить.
И когда Телима убежала из моего дома, когда я был полон решимости отыскать Талену в северных лесах, я позволил ей уйти. На моем лице появилась улыбка. Истинный горианец – я это прекрасно знал – последовал бы за ней и привел бы обратно, в ошейнике и наручниках.
Я вспомнил о Велле, которую когда-то звали Элизабет Кардуэл, мы повстречались с ней в городе Лидиус, в устье реки Лаурия, за границей дальних лесов. Я любил ее и хотел невредимой вернуть на Землю. Однако она не посчиталась с моими желаниями. Ночью, пока я спал, Велла оседлала моего тарна, могучего Убара Небес, и сбежала в Сардар. Когда птица вернулась, я в ярости прогнал ее. А потом встретил Веллу в пага-таверне в Лидиусе; она стала рабыней. Ее побег был смелым, но безрассудным поступком. Я восхищался ею, но каждый должен отвечать за свои действия. Она решила рискнуть и проиграла. Той ночью, в постели, после того, как я насладился ею, Велла попросила меня выкупить ее и освободить. Это был поступок рабыни – тут она ничем не отличалась от Талены. Она осталась в той пага-таверне. Рабыней. А перед тем, как уйти, я сообщил ее господину, Сарпедону из Лидиуса, что она прошла обучение и является рабыней для наслаждений, а кроме того, владеет искусством возбуждающих танцев – для него это оказалось приятной неожиданностью. Я не стал возвращаться в таверну той ночью, чтобы посмотреть, как Велла танцует для посетителей таверны. У меня были другие дела. Она не посчиталась с моими желаниями. Да и была-то всего лишь женщиной. Из-за нее я лишился отличного тарна.
Она сказала мне, что я стал более жестоким и похожим на горианца. Но я не знал, так ли это. Истинный горианец, размышлял я, не оставил бы ее в пага-таверне. Истинный горианец купил бы ее, привел к себе в дом и поместил вместе с другими женщинами – еще одна прелестная рабыня для сладостных утех. Я улыбнулся собственным мыслям. Элизабет Кардуэл, в прошлом секретарша из Нью-Йорка, была одной из самых прелестных маленьких шлюх, которых я когда-либо видел в рабских шелках. На ее бедре стояло тавро в виде четырех рогов боска.
Нет, я обошелся с ней совсем не как истинный горианец. Я не привез ее в свой дом в рабском ошейнике, чтобы она служила мне.
Я не забыл, как шептал ее имя, лежа в горячечном бреду в замке Тесефон.
Мне стыдно вспоминать об этом – то было проявление слабости. И хотя я лишен возможности двигаться, не могу сжать в кулак левую руку, я твердо решил навсегда избавиться от подобных слабостей. Во мне еще многое осталось от жителя Земли – стремление к компромиссам, да и кое-какие другие недостатки. Я не стал истинным горианцем.
Я размышлял о том, как жить дальше. «Не спрашивай, как жить, – живи, и все».
И еще я думал о причинах своей болезни. Лучшие врачи Гора осматривали меня. Но мало что могли сказать. Впрочем, мне удалось выяснить, что мой мозг в полном порядке, как и позвоночник. Медицинские мужи пребывали в недоумении. Раны были действительно жестокими, я должен время от времени испытывать боль, но паралич… Они не видели никаких причин для этого.
