– Время истекло, – объявил церемониймейстер.
Темран поклонился аристократке, а та, не отвечая на поклон, опустилась на пол, будто увядший цветок. Лакеи подхватили ее и вынесли прочь – так быстро и деловито, будто всю жизнь только и делали, что приводили в чувство упавших в обморок дам.
Темран поглядел на оставшихся в зале претенденток – в глазах его прыгали давно знакомые мне искры. Такие веселые, кусачие чертики.
В полной тишине церемониймейстер заново запустил вертушку. Следующей к королю отправилась Ремма, и Темран встретил ее насмешливым поклоном.
Хотя, может быть, только мне эта насмешка и была видна?
Слуга перевернул часы.
– Вы жестокий, – начала Ремма, сразу же используя опыт предшественницы.
– Повтор, – улыбнулся Темран. – Не считается.
Ремма судорожно сжала кулаки. Разжала их снова. Сцепила пальцы перед грудью:
– Вы… нехороший.
Одна маленькая монетка упала на чашу весов. Темран покачал головой:
– Беззубо. Засчитаю для начала. Еще?
Ремма взглянула сквозь весы на нас, будто ожидая, что ей подскажут.
– Посмотрите на венец, – мягко сказал Темран. – Разве он не стоит того, чтобы сказать несколько слов? Пусть даже таких, которых вы прежде не произносили?
Ремма посмотрела на венец. На глазах ее были слезы.
– Дурак, – она задрожала, как осина.
Вторая монетка улеглась рядом с первой. Весы дрогнули.
– Еще?
– Придурок, – шепнула Ремма, губы ее тряслись.
– Неуверенная какая-то дерзость, неостроумная… Время идет. Еще минута – и нам придется расстаться навсегда.
– Дрянь! – крикнула Ремма сквозь слезы. – Мерзавец! Негодяй! Мошенник! Ой!
Темран улыбнулся и бросил на весы пригоршню монет. Рычаг покачнулся, венец пошел вверх, монеты – вниз, однако чаши еще не сравнялись.
– Осталось несколько секунд, – предупредил Темран.
Ремма сделалась красной, как мясо на прилавке.
– Какашка, – прошептала она еле слышно. И закрыла лицо ладонями.
Темран бросил на весы еще две монеты. Чаши сравнялись.
– Благородная дева Ремма прошла испытание! – провозгласил церемониймейстер.
Крестьянка, стоявшая рядом со мной – белокосая здоровая девушка с толстой, как сноп, шеей – тяжело дышала и облизывала губы.
Эта скажет, подумала я почти злорадно.
* * *
«…И вдруг слезы ринулись из моих глаз, вот как будто смола из дерева. Я зарыдала; вдруг впереди внезапно показалась прекрасная шлюпка, которая в то же мгновение спустилась от большого корабля, который вдруг выплыл из прекрасной дали, которая сияла передо мной. В эту же секунду я бросилась вперед, желая навеки погибнуть в этой пучине. Однако вдруг в ту же секунду сильные руки подхватили меня. Умирая, я вдруг увидела над собой прекрасное лицо моего короля – и залилась слезами, возвращаясь к жизни».
* * *
Вот так же стучало мое сердце, когда я сторожила за дверью, а Темран водворял крысу в ночной горшок иноземного посла, прибывшего во дворец с долговременным дружественным визитом… Визит превратился в кратковременный и почти неприятельский. Темран объяснил отцу (и заодно Ригодаму), что крыса сама забралась в горшок. Да, и закрыла за собой крышку. С крысами это случается…
Прошла вечность, прежде чем проклятый волчок указал наконец на меня. Я обогнула весы и остановилась перед Темраном.
Он смотрел на меня прочувственно и серьезно. У его величества, подумала я, прямо-таки железное самообладание – выслушать все, что наговорили здесь благородные барышни, и не умереть со смеху!
…Одна аристократка долго мялась, прежде чем выдать чудовищное в своей гнусности ругательство; у меня захватило дух. Даже Темран растерялся на секунду и щедро сыпанул монеты на чашу весов; правда, потом, когда от бледной в красных пятнах претендентки потребовали объяснить, что же данное словосочетание означает – оказалось, что пройти испытание она смогла по причине крайнего целомудрия. Бедняжка была так невинна, что смысл сказанного остался для нее тайной; сам король объяснил ей на ушко, что именно она сказала, тогда девушка грохнулась в обморок и была с почетом вынесена на свежий воздух.
У девственниц, говорящих дерзости, были такие выразительные лица, что даже лакеи не могли сдержать смеха – король же оставался серьезным. Несвоевременное хихиканье, как учил меня когда-то его высочество Темран, легко может испортить дело…
Лакей перевернул песочные часы.
– Ваше величество, вы слепы как крот, – сказала я, ловя кусачих чертиков во взрослых глазах моего друга-мальчишки. – Надо быть полным олухом, чтобы до сих пор не заметить то, что вам суют прямо-таки под нос. Надо быть глухим, чтобы не услышать подсказки. Разуйте глаза, не будьте остолопом!
Он смотрел. В лице его ничего не менялось. Три монетки упали в бронзовую чашу, три и не более того.
– Эй, ваше величество, – забормотала я с беспокойством, – неужели вы поглупели с годами? Неужели вы были наблюдательнее, когда ходили пешком под стол?
Глаза его были будто затянуты пленкой: наверное, он видел мои губы, брови, лоб и волосы, оценил, вероятно, белизну зубов – но меня он не видел, это было так неожиданно и странно, что я растерялась.
– Да посмотрите на меня! И перестаньте скалиться, когда вы улыбаетесь так глупо, как сейчас, мне хочется отвесить вам пощечину…
Еще три монетки. Весы заколебались, но до равновесия было далеко.
Я запнулась, не зная, что ему говорить; Темран смотрел на меня в упор, по-прежнему улыбался и по-прежнему не видел.
Песок вытекал скорее, чем нарождалось мое смятение.
– Ах ты урод, – сказала я в сердцах. – Да как ты смел втравить меня в свое идиотское игрище? Ну ладно, эти дуры хотят стать королевами, как будто кто-то им позволит… Но я-то, мне то чего здесь надо?! Спрячьте зубы, бессовестный обманщик…
Песок истек, и уравновесились – в последнюю секунду – чаши. Темран потер руки, будто от удовольствия, и кивнул церемониймейстеру.
– Девица Санна испытание прошла, – проскрипел тот.
Понурив голову, я пошла прочь – в парк, где утирали слезы подобные мне счастливицы.
* * *
Его бдительность выдвинул ящик стола и вытащил оттуда пачку писем, перевязанную ленточкой.
– Что это?
– Те самые сто слов… Признания, которые красавицы всего королевства сочиняли для его величества. Всего сто девять. Среди них ваше… Хотите, угадаю, не глядя на подпись?
– Я пошутила, – сказала я. – Это игра.
Ригодам надел очки и вытащил из пачки одно письмо – наугад. Развернул.
