Таракан откинулся назад и с почти неслышным всплеском упал обратно в горшок.
…относительно того, что на заднем сиденье находился мужчина в черном, с ружьем, небрежно лежавшим на коленях, который и втащил Лучано внутрь, опорожнив в его предплечье полный шприц…
…что и объясняло стук в голове и туман в мозгу, в результате чего вспомнить о случившемся оказалось весьма затруднительно. Итак, как все произошло, теперь понятно, осталось выяснить, где он находится? И зачем? И кто? То есть кто его похитил? Лучано небезосновательно подозревал, что тот, кто это сделал, не заботился всем сердцем о благополучии пленника.
Это мнение было немедленно подтверждено отвратительным криком, донесшимся из-за двери камеры синьора Стрега-Борджиа.
— НЕТ, НЕТ, НЕТ, скузи, дон Борджиа, я так жаль, я переварить паста, я никогда никогда делать это опьять. Могилой мамы я клянусь я никогда не превращать это в вареную пряжу, никогда, НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ ААААААРХХХХ. Только не акулы! НЕЕЕЕТ!
Другой голос, тревожно и смутно знакомый, зловеще отозвался:
— Веди себя, как мужчина, Рагу. Держи себя в руках, это не акулы, тупица, это пираньи, хаа-хаа-хааа.
Синьор Стрега-Борджиа побледнел и задрожал. Дон Борджиа? Доге Люцифер ди С'Эмбовелли Борджиа? Самое злое и бессердечное существо, когда-либо топтавшее землю? Человек, чье представление о благородном поступке выражалось в том, чтобы помочь маленьким сухоньким старушкам перейти дорогу прямо под колеса надвигающегося транспорта? Для кого лучшим развлечением было отловить нескольких бездомных кошек и зажарить их в микроволновке? Человек, пытавший в детстве своего сводного брата — своего сводного брата Лучано Стрега-Борджиа — того самого, который теперь выплакивал глаза на серый пол тюремной камеры и молил таракана-утопленника поменяться с ним судьбой?
Да. Это был дон Люцифер ди С'Эмбовелли Борджиа собственной персоной.
Жизнь идет себе, как обычно. Рушатся миры, люди отправляются на войну, разводятся и причиняют друг другу колоссальные страдания, но пеленки по-прежнему надлежит менять, ужин приходится готовить, и родители, какими бы несчастными они ни были, вынуждены ходить на работу.
Так оно и было в Стрега-Шлоссе. Миссис Маклахлан обосновалась в доме, Дэмп в нее безоговорочно влюбилась, а Титус с Пандорой вынуждены были неохотно признать, что ее печенюжки и впрямь получались хрустящими снаружи и мягкими внутри.
Синьора Стрега-Борджиа устроила детям слезливое прощание и отправилась завершать свое образование, дабы добиться ученой степени в области высшей магии, намереваясь приезжать в Стрега-Шлосс на выходные.
В отсутствие матери Пандора открыла клетку Мультитьюдины и предоставила ручной крысе полную свободу в Стрега-Шлоссе. По умолчанию, аналогичная свобода была пожалована и тринадцати ее отпрыскам.
Воспользовавшись открывшейся возможностью взломать секреты огромного компьютера своего отсутствующего отца, Титус перетащил всю систему из кабинета синьора Стрега-Борджиа в свою спальню.
Этими двумя, на первый взгляд никак не связанными действиями Титус и Пандора невольно запустили цепную реакцию событий, которые могли оказаться катастрофическими. Вот как это началось.
Дэмп совершила Плохую Вещь. Дэмп поняла, что это Плохая Вещь, потому как рот миссис Маклахлан сжался в горизонтальную прямую линию, а глаза сделались холодными и маленькими.
За минуту до этого Дэмп в восхищении разглядывала открытый дисковод CD-ROM Титуса. Над дисководом красовался модем Титуса, две кнопки которого были декорированы изображениями глазных яблок — Титус вырезал их из справочника по анатомии лица, — поэтому неудивительно, что в голове Дэмп произошла определенная мыслительная работа: дважды два сложилось в пи эр квадрат.
Это лицо, радостно решила Дэмп, какой большой рот, как хорошо им есть завтрак. Она подползла к CD-ROM поближе.
«Привет, лицо, — подумала она, помахивая шкурками бекона, которые нашла на полу. — Хочешь кушать?» — Она вскарабкалась на письменный стол Титуса, используя открытые ящики как ступеньки и размахивая шкурками бекона, словно флагом. Открытый дисковод CD жадно ощерился. «Милое лицо, — решила Дэмп, — вот тебе завтрак». Своими маленькими пальчиками Дэмп одну за другой засунула шкурки в CD-ROM Титуса.
За этим занятием ее и застала миссис Маклахлан. «Дэмп! НЕТ! Прекрати НЕМЕДЛЕННО!» — скомандовала няня.
«Ox-ox», — подумала Дэмп. Она перестала кормить дисковод беконом и, не зная, что предпринять дальше, засунула большой палец в рот, одновременно осмелившись бросить робкий взгляд на свою обожаемую няню. То, что она увидела, отнюдь не ободряло. Вместо того чтобы излучать тепло Шотландского нагорья и подушечную мягкость, все существо миссис Маклахлан источало холод горных ливней и неприветливость скалистых вершин. Миссис Маклахлан поморщилась.
— Ладно, детка, — сказала она, снимая Дэмп со стола Титуса, — сейчас ты отправишься туда, где я смогу не сводить с тебя глаз, но сперва сменим пеленки.
«Прости, лицо, — подумала Дэмп, пока ее неэлегантно волокли в сторону ванной. — Прощай, прощай, лицо».
Между тем соблазнительная корочка бекона, понемногу засыхающая в CD-ROM, превращала его в обонятельный маячок, посылающий недвусмысленный сигнал тем созданиям, которые, чтобы выжить, во всем полагаются на свой нос. Несколько подобных созданий, а именно — тринадцать, чтобы быть точным, безмятежно жевали под кроватью у Титуса бумагу, когда туда донеслось первое дуновение беконного ветра. Тринадцать носов разом вздернулись. Четырнадцатый нос фыркнул: он принадлежал Мультитьюдине, прародительнице множества, наслаждавшейся заслуженным сном, пока ее выводок развлекался с бесценным экземпляром довоенного выпуска NationalGeographic. Тринадцать носов посчитали бекон более волнующей перспективой, чем бумага и типографская краска. Пятьдесят две розовые лапки двинулись по направлению к пленительному CD-ROM, повизгивая и толкаясь, обуреваемые мечтой прибыть на пир первыми.
Мультитьюдина, проснувшись, увидела, что из открытого дисковода торчит, отчаянно виляя, дрожа и дергаясь, лысый хвостик последнего из ее отпрысков.
— Зубы ада! — завизжала она, бросаясь на помощь своим деткам, и оказалась на столе как раз в тот момент, когда последний миллиметр хвостика исчез в дисководе. Несмотря на напряженную программу послеродовых тренировок, Мультитьюдина еще не успела обрести худощавость, которая отличала ее до беременности, поэтому ей не удалось протиснуться в щель и спасти детей. Торжествующий визг из недр машины дал ей понять, что дети вполне счастливы (спасибо большое) и не желали больше возвращаться, чтобы жевать с мамочкой бумагу. Очистив CD-ROM от шкурок бекона и вылизав жир, они пролезли в другую серую щель и теперь обыскивали ее на предмет новой порции лакомства. Тринадцать повизгивающих голосков становились все слабее по мере того, как выводок Мультитьюдины углублялся в недра встроенного модема Титуса.
