Немного подув на документы, немного поболтав их в воздухе, я решил, что они достаточно просохли, и стал приобщаться к местной культуре, хоть подсознательно и ожидал найти слезливый дневник опытной готки, приплюснутой на некромантии, выкапывании трупов и прочих шалостях. Интересно, они копыта в черный цвет красят, или в розовый? Разлепив листы огрубевшей после купания бумаги, я присвистнул. Первая же бумаженция оказалась крайне интересной, написанной на английском, официальной бумагой, уведомлявшей некую Скраппи Раг о том, что «…во исполнении воли нашей Возлюбленной Принцессы Селестии» она официально приглашена для прохождения обучения в Летной Школе Клаудсдейла. Прибыть в школу к Забегу Листьев… бла бла бла… Перечень каких-то предметов (интересно, что такое «брист страп», и почему аж две штуки?)… Число и подпись расплылись, став полностью нечитаемыми. Та-ак, нужная бумажка. Из нее можно почерпнуть кучу информации, а самое главное – имя. Похоже, имя Скраппи принадлежало этой пегой пегаске (оценив получившийся пассаж, я фыркнул от смеха), хотя для полной уверенности решил проверить и остальные бумаги. К сожалению, остальная пачка была просто белой, шершавой от пребывания в воде бумагой, обложенной множеством карандашей. Для сохранности, что ли? Гимназистка, блин, несостоявшаяся…
А вот вторая сумка была гораздо интереснее хотя бы тем, что под верхним клапаном скрывался маленький брезентовый «сидор» – вещевой солдатский мешок со стягивающейся горловиной. Вытаскивая его из сумки, я умилился всей душой, увидев в этом калейдоскопе странностей привычную и чем-то даже родную вещь. Горловина была стянута очень туго, так что я надеялся, что вода не успела подпортить находившиеся в нем вещи. Посопротивлявшись, завязки нехотя подались напору копыт и зубов, в результате чего я стал озадаченным обладателем пачки конвертов, пары карандашей с прозрачным грифелем, карты и черно-белой фотографии в деревянной рамке. Карандаши не оставляли ни следа на бумаге (хотя насчет них у меня сразу возникли определенного рода подозрения), на конверты заранее был нанесен обратный адрес (Сталлионград, Главпочтамт, ящик №32.), заставивший меня насторожится, а вот карта… Карта убила наповал. «STAl_l_IOИGЯADE & EO,ESTЯIA MAP» – гласил красный заголовок. Я молча уставился на этот пугающий образчик местной полиграфии, затем, придвинув копытом «приглашение», сравнил две бумаги и задумался. Если слово Сталлионград еще как-то проскочило мимо глаз (ну да, город жеребцов, ха-ха и все такое), то в свете новой информации, почерпнутой из названия карты, это приобретало пугающий смысл. Хотя слово «Glavpochtamt» было написано на вполне правильной латинице, без всяких псевдославянских высеров, часто встречающихся на китайских стельках… и, как выяснилось, «картах Сталлионграда и Эквестрии». Значит ли это, что где-то в этом месте есть русскоговорящее сообщество? «Хммм, ладно, отложим эту мысль, и продолжим копаться в чужих вещах».
Последним пунктом досмотра стали рамка и смятые клочки бумаги, обнаружившиеся на самом дне «сидора». Рамка как рамка, окрашенная в веселый голубенький цвет. На самой фотографии была белая лошадка, с хмурым видом стоявшая возле какого-то монумента, покрытого множеством имен. Ну прямо «фото на Курской Дуге», блин! «Интересно, это ее родственник? Или родственница? Хрен поймешь этих копытных!» – бормотал я, осматривая фото в поисках хоть какого-нибудь намека на дату или место. Про себя, я решил пока отложить вопрос о собственной вменяемости и целиком отдаться такому интересному делу, как копание в чужих вещах. «А уж в вещах юной кобылки ну просто грех не пошарить!» – скабрезно захихикал я, разворачивая оставшиеся на сладкое бумажки – «Когда еще, понимаешь, представится такой шанс…». Смех пропал. Обе бумаги были официальными бланками, пестревшими грозными оттисками «Фoяma №27y», «Bеяnytb Yeяe3 24 Yaca», и заполненными одна – машинописным, а другая – рукописным (или копытописным?) текстом. Расшифровке поддалась только отпечатанная страничка, после прочтения которой, я долго сидел без движения, неподвижно глядя перед собой. Потом медленно перевел взгляд на лежавшую на сумке золотую коробочку. «Так вот, значит, как…».
«Otkrb|tb иа 3акаte» – и красные лучи заходящего солнца мягко играли на позолоте, причудливыми узорами ложась на мои копыта, отчего казалось, что на передние ноги были надеты ажурные кружевные носочки. Два поворота с легким нажатием – и крышка упала к моим ногам. Внутри коробочки, между тонких штырьков, жирно блестел похожий на графит порошок, часть которого причудливым облачком взметнулась в воздух. Видимо, это и был отработавший «KRicta/|/|DYxa», который, в случае угрозы жизни носителя, был должен «UkЯе|7Ntb» последнего, «CBYa3aB» его с «DYHom DяеBHoctN». С духом древности… Получается, эти жывотне пытаются вызывать кого-то из прошлого? Но зачем и главное, из какого прошлого? Как этим можно «укрепить» кого-то? Если только обмазать эктоплазмой и поджечь, чисто ради научного эксперимента…
Бумага породила одни вопросы, ответы на которые мне приходилось придумывать самому. Тем временем, тени становились все длиннее, бока холодил усиливающийся ветерок, и сидеть на корне стало крайне неуютно. Сбор вещей занял совсем немного времени, и через пару минут, навьючив на себя поклажу, я стал оглядываться в поисках мало-мальски приличного убежища на ночь. Трястись от холода на земле я не рискнул – неизвестно, как далеко находится цивилизация, а любая болезнь сделает мои шансы пробиться через леса в жилые земли минимальными.
К счастью, проблема с ночлегом разрешилась довольно быстро – обойдя дуб, я заметил широкое дупло невысоко над землей. Трещина ли, мороз – что-то разломило поверхность дерева, образовав в его теле продолговатую каверну, идеально подходящую для того, чтобы вместить мою тушку. Попрыгав, я, наконец, сумел забраться на растущую рядом с ним ветку и заглянул внутрь. Красноватые лучи заходящего солнца, пробиваясь из-за моей спины, скудно осветили небольшое уютное дупло, размерами чуть больше чем мое тело. В углублении, на подстилке из листьев и того же мха, я рассмотрел кусочки скорлупы и перья, явно принадлежавшие какой-то птице. Это было хорошо – хозяева гнезда наверняка уже свалили на йух и не станут возражать, если в их гнезде на одну ночь появится новый жилец. Подложив под себя сумки, я предложил заткнуться квакающему от голода животу, пригрозив, в случае чего, вновь отправиться на подводную рыбалку, и свернулся калачиком на дне дупла. Закрыв глаза, я пообещал себе найти с утра хоть какую-нибудь съедобную гадость – протянуть ноги от голода после того, как два или три раза мне удалось чудом избежать смерти, было бы верхом несправедливости. «Пойду по солнцу» – засыпая, решил я – «Авось, набреду на людей… Или пони».
