Грубые ножницы защёлкали всего в нескольких метрах – Лайла вскочила и, круто развернувшись, выбросила вперёд ладони: направила их на кубический куст туи, рядом с которым никого не было. Она уже не знала, что пугало её больше: невидимый садовник или собственный странный жест, почему-то вселявший стойкое чувство защищённости. Всё походило на безумие, на те страшные сны, когда болезнь приковала её к постели… Болезнь? Откуда это воспоминание, когда худшим недугом жизни по сей день значилась детская краснуха? Восемь лет уж минуло с той крапчатой поры… Или больше? Лайла поймала себя на мысли, что не уверена в своём возрасте. Сколько ей? Девятнадцать? Тогда почему она помнит свой двадцатый День Рождения и мрачное лицо отца, когда тот беседовал с придворным знахарем?.. Что за сумасшествие?!
Явь и бред ударили по колоколу рассудка двумя тяжёлыми молотами, после чего сцепились насмерть, как загнанный волк со стаей охотничьих собак. Не в силах отличить правду от вымысла девушка вскопнула волосы руками, а потом с ужасом пролепетала единственное разумное объяснение внезапному помешательству:
– Меня отравили…
Хоть, вероятно, было уже поздно, Лайла вмиг упала на четвереньки, сунула в рот пальцы и… замерла, так и не предприняв попытки избавиться от яда. Осторожными движениями, какими можно гладить бархатные крылья мотылька, она изумлённо ощупывала острые выступающие клыки.
Вслед за неожиданной находкой в сознание влетели изображения, яркие, как гадальные карты. Руины замка. Бескрайние леса. Карстэнур. Морское путешествие. Савальхат. Горные тропы. Воспоминания закружились осенней листвой, а затем улеглись, словно чаинки в фарфоровой чашке.
– Я знаю где я… – прошептала вампирша и, насупившись, поднялась. – В Эрмориуме…
Теперь, слушая заливистое пение птиц и щёлканье ножниц у куста туи, она смотрела на необитаемый сад совершенно иными глазами. Без тени страха. Перед ней была лишь иллюзия, искусно построенная из кирпичиков памяти. Та самая эфемерная комната, о которой говорил Леонардо. Окажись Лайла здесь после смерти – возможно и приняла бы всё за чистую монету. Ведь, даже попав в Эрмориум живой, она хлебнула фальши, едва не утонув в реках забвения.
Пасмурные мысли множили сомнения: сколько времени потребовалось, чтобы заново обрести себя? Каждая минута промедления могла стоить часа в реальном мире. Или дня. Вдруг лучи рассвета уже давно рассеяли звёздный портал? Тогда… Нет. Нельзя терять самообладание. Нужно собраться и во чтобы то не стало разыскать любимого. После всего пережитого оставлять надежду – преступление против собственного счастья.
Воззвав к хладнокровию, девушка принялась рассуждать логически. Раз в призрачном саду нет даже насекомых, по-видимому, каждому узнику вечности отводилась своя темница. Значит, следовало понять на каком фундаменте стояла та, где томилась душа Джона. Лайла всем сердцем верила, что это будет их общее воспоминание, иначе… Нет, она отказывалась думать о плохом.
Леонардо подчеркнул значимость эмоциональной связи – начать поиски было решено с места первого поцелуя. Вампирша прикрыла глаза, воспроизводя в голове каждую деталь того волнующего вечера. Облюбованную редким рогозом, тихую заводь. Сине-сиреневое небо, льющее отголоски тепла на прохладу лесного озера. Позади берег с высокими кустами, а впереди – не затянутый ряской пятачок, зеркальная гладь в объятиях зелёного ковра. Чем сильнее она погружалась в воспоминание, тем отдалённее звучали птичьи трели и щёлканье ножниц. Вскоре зыбкое эхо сада поглотила тишина.
Хоть Лайла и не поднимала век, в черноте вырисовался берег озера. Только место несколько отличалось от запечатлённого в памяти: вода была почти не заболоченной, а вместо кустов высился густой лес. Посмотрев по сторонам, девушка опустила взор под ноги, обнаружив лишь низкую крапиву. Тело было утрачено. Однако возможность видеть, слышать и чувствовать непонятным образом сохранилась.
– Джон… – вновь озираясь, позвала она – голос оказался беззвучным. – Джон!!! – крик тоже не покинул чертогов сознания.
Вампирша ощутила себя немой, стоявшей у пустой театральной сцены. Но так ли необитаема лесная заводь, какой могла представиться? Кому принадлежит это воспоминание?
Ответом на безмолвные вопросы стал хруст прибрежных зарослей: приминаемые кем-то плывущим, толстые стебли рогоза падали один за другим, как пожатая серпом пшеница. Над болотной травой показалась вытянутая морда змея. Потом ещё одна. И ещё. Пока их не насчиталось пять. Каждая с пастью полной иглообразных зубов, перепончатыми ушами и маленькими глазками. Гидра. Лайла поняла это прежде, чем головы начали извиваться на длинных шеях, а из рогоза выступило массивное чешуйчатое туловище.
Как хищное создание выбирается на берег, девушка наблюдала уже из-за дерева, к которому переместилась силой мысли. Она опасалась, что магическое существо почувствует её присутствие. Гидрам приписывали много аномальных способностей, но проверять их достоверность совсем не хотелось.
Да, воспоминание нашло нужное место, только в другой период времени. Возможно, за сотни лет до того романтического вечера. Джона здесь точно не было. Следовало искать дальше…
За мыслью о первом поцелуе рассудок пленила новая догадка: первая встреча. Тогда Лайла и не предполагала, что встретит в заброшенной усыпальнице не просто порядочного странника, а мужчину, за которым без раздумий отправится в зазеркалье миров. Однако был ли тот миг таким же важным для Джона?
Сконцентрировавшись на воспоминании, девушка оказалась в тёмном зале. Висевшие на колоннах факелы освещали восемь расставленных по периметру саркофагов. Гробница. Но вовсе не та, куда вампирша желала попасть – совершенно незнакомая, чужая. Одни только фрески, украшавшие свод пустынным пейзажем, намекали на её принадлежность к западному континенту, не говоря уже о крупицах песка, желтевших на каменных плитах пола. Означало ли это, что в Эрмориуме не существовало указанного места, и сознание перенеслось в максимально похожее?
Лайла приметила чьё-то плечо, выступавшее из-за дальней колонны. Невзирая на тревогу, она неторопливо сместилась в сторону, чтобы увидеть узника усыпальницы. Некто крупный, одетый в потрёпанный балахон, стоял к ней спиной. Дарованная отсутствием тела невидимость позволила бесшумно приблизиться к незнакомцу, обойти его и… оторопеть.
По центру обрамлённого капюшоном лица блестел огромный карий глаз, над которым подобно скальному уступу нависал лоб. Под ним располагался почти вросший в щёки, приплюснутый нос. А ниже, по бокам озлобленно выдвинутой челюсти, торчали два тупых клыка. Циклоп…
Согласно записям королевской библиотеки, циклопы достигали до трёх метров в высоту и сроду не носили одежду. Даже частично прирученные особи, что слыли невиданной редкостью, предпочитали набедренным повязкам естественную наготу. Этот же, несмотря на возрастные морщины, был значительно меньше и, помимо балахона, поражал взор тяжёлыми кожаными ботинками. Словно являлся разумным, равным человеку. Как такое возможно?!
Почесав шею толстыми пальцами с жёлтыми волнистыми ногтями, циклоп развернулся и зашагал к ближайшему саркофагу. Там он опустился на колени, прижал к груди скрещенные ладони и что-то забубнил. В тихом голосе угадывались иностранные слова. Пусть язык и оставался непонятным, проникновенный жест говорил сам за себя. Молитва. Слушая утопавшее в треске факелов бормотание, потрясённая Лайла опомнилась лишь спустя несколько секунд.
Джон… Нужно найти Джона… Но какое из памятных мест выбрать? Где были пережиты самые сильные эмоции, способные создать спасительный островок в море вечности? Море… Точно… Как она могла забыть?.. Жемчужный Дол! Закатное солнце целовало искрившийся горизонт, а они страстным дыханием нарушали тишину благородных апартаментов.
Девушка сосредоточилась – пыльные стены усыпальницы сменил богатый интерьер гостиницы. Отсветы догорающего камина ласкали пушистый, усыпанный лепестками роз ковёр. На укрытой шёлком перине таяла вечерняя заря. Здесь было знакомо всё от розовых свечей на комоде до вазы с фруктами на прикроватной тумбочке. Неужели воспоминание действительно существовало?! Взор метнулся к балкону, но за стеклянными дверцами никого не стояло – лишь перила чернели на фоне багрового неба.