— Черно-белая стража?
— Черно-белая, — согласился волшебник.
Зал Советов находился на территории белой башни, в западной ее части. Беспокойством местных жителей здесь появился королевский конвой. Та небольшая часть улицы, которая вела в западное крыло, быстро заполнилась любопытным народом. По дороге, судя по сопровождению, шла очень важная персона. Невысокого роста, спрятанная под черным плащом, сверкая золотыми кроссовками, она смело вышагивала по белой дороге. По правую сторону ее охраняли инквизиторы и их слуги-тени, по левую сверкая в лучах заходящего солнца, оберегала королевская стража. Возглавлял черно-белый конвой советник Карл, а замыкал мало кому известный старик в зеленом пиджаке.
Маленькая девочка-эльф, сидевшая у папы на плечах, удивленно всплеснула худенькими ручками.
Маша осторожно огляделась. Она терпеть не могла быть в центре внимания, особенно если не была уверена в происходящем. Все, всегда должно было быть под ее контролем. Иначе девушка начинала паниковать, и за мнимым спокойствием просыпался настоящий ураган недоумения.
— Блииин, мать Тереза, роди меня обратно, — взмолилась девушка и пообещала привести свои мысли в порядок. Дабы в день совета держаться достойно.
Процессия прошла через восточное крыло. Крепко заперли за ними ворота.
Что бы собрать Великий Совет, его участникам давалось всего лишь два дня. Все кто успел появиться за это время, законно принимал в совете участие, остальные же могли присоединиться на третий пятый и шестой дни, при условии, что собравшиеся ранее не пришли к соглашению.
Марию определили в хорошо охраняемую богато-убранную комнату, чьи пурпурные стены гармонировали с цветом волос хозяйки. Как только двери в комнату затворились, а два инквизитора остались за ними, спокойный до этого Горвин, выбросил на любимую внучку ворох претензий и обидных эпитетов. Маша терпеливо молчала, осознавая, что повод для возмущений у волшебника действительно был.
— Как ты могла? Как ты могла совершить подобную глупость? — Не унимался Горвин. — Хорошее дело решила совершить?
— Вот так всегда, — девушка вела себя на удивление спокойно. — Ты никогда. Никогда не одобрял ни одного моего решения. Даже в письмах, находил за что меня осудить и унизить.
— Я никогда не унижал тебя.
— Да ты пытаешься постоянно это сделать. Все что я ни подумаю плохо, все что ни сделаю, не правильно. Как я вообще, по-твоему, должна вести себя в данной ситуации?
Горвин сложил руки на груди.
— Это потому что ты ещё слишком юна, что бы принимать ответственные решения. Подчеркиваю ответственные и правильные решения! Ты маленькая девочка, у тебя ещё сикарашки в голове.
— Ей богу, детский сад Ромашка. Какие сикарашки дед?
— Все, мне некогда разговаривать тут с собой. Мне ещё нужно собрать максимальное количество народа, которые должны проголосовать в твою, между прочим, пользу.
— Стоп. Стоп. Нет, — тормознув своего деда, решительно заявила Маша. — Я не собираюсь больше быть беспомощной куклой. Нет, мне этого не надо. Хватит.
Горвин заинтересованно дернул бровями.
— И что ты хочешь?
— У меня есть реликвия. Есть сила, есть какие-то способности.
— Так.
— Вот и научи меня ими пользоваться. Я должна уметь дать отпор.
Горвин нервно замотал головой.
— Не согласен. Нет. Нет. Я уже рассказал однажды о твоих привилегиях. Ничего хорошего из этого, как видишь не вышло.
Маша прищурила миндалевидный глаз.
— Это из-за недостатка информации. Ты держишь меня в неведении. А все твои рассказы поверхностны. Ты что-то утаить от меня пытаешься?
Волшебник оживился.
— Утаить? Машенька, мы поговорим, обязательно поговорим. Но позже. За два дня, мне нужно оббежать полсвета. У меня как видишь, нет времени все тебе объяснить.
— У тебя никогда на меня не было времени.
Горвин улыбнулся любимой внучке.
— Это не так.
— Это, факт.
— Я правда, должен идти.
Маша разочарованно отмахнулась.
— Ауфидерзейн.
— Я пришлю Феарольфа.
— Ну конечно, — вздохнула девушка и уселась на кровать.
Волшебник поспешно вышел, стукнув резными дверями, скрылся в светлом коридоре. Маша осталась одна, на продолжительное время. Словно зверь в клетке, девушка блуждала из одного конца комнаты в другой- строила планы. Но за отсутствием информации все ее задумки рушились, как только в Машину голову змеёй заползало сомнение.
Поздно вечером к ней заглянула девушка Марта и осведомилась, не желает ли первый хранитель отужинать. Маша ответила 'Однозначно желает', и уже через пятнадцать минут с удовольствием трапезничала. Чуть позже Марта привела худощавого старикашку, который суетливо забегал возле Маши, пытаясь снять с нее мерки.
— Это ещё что? Какие мерки? — Возмутилась Маша. — Для гроба что ли?
— Что вы, что вы. Мы сошьем вам платье, сударыня. Вы же не можете присутствовать на совете в этом.
— Платье! К черту эти сарафаны. Ни за что! Ни каких юбок.
Старикашка затряс коленями.
— Но сударыня, что подумают члены совета, когда вы появитесь в таком виде.
Маша мельком глянула на свою одежду.
— А что с ней не так?
— Сударыня, это же не прилично…
— Черной кошке наплевать, что думают о ней серые мыши. Я не одену платье.
— Хорошо. Я понял. Как прикажите. Позвольте хотя бы постирать ваши вещи.
— Постирать? Надо бы конечно…ладно, — согласилась Маша. — Вы мне хоть дайте, во что переодеться. Я же, голой сидеть все это время не буду?
— Нет что вы, — учтиво поклонилась Марта. — К утру, ваша одежда будет готова, а пока я принесу вам ночное платье.
— Нет! Ни каких ночнушек. Я же сказала. Вы знаете, что такое пижама?
— Мы найдем для вас все что угодно, — обнадежил старикашка, и бодро выскочил в коридор.
— Уж постарайтесь.
Девушка взволнованно задергала край передника. — Госпожа Марииль, если позволите, я приготовлю вам ванну.
Маша пожала плечами. — А что, я уже воняю?
Марта сделала два робких шага и, вобрав маленьким носиком пару глотков воздуха рядом с Машей, быстро раскраснелась. — Есть немного.
Машка не подала виду. — Ну, тогда… приготовь мне ванну.
— С вашего позволения, — откланялась Марта и забежала в ванную комнату.
Маша осталась одна. Оглядевшись девушка подняла руку и уткнулась носом в подмышку.
— Черт! Запах как у питбуля. Капец, ещё пытаюсь быть серьезной.
— Госпожа вы что-то сказали? — сквозь шум воды донесся голос Марты.
— Да! Но это не тебе!
— А-а-а…
