Потому что существует грань, которую нельзя переходить никогда. А они ее перешли.
— Артуа, теперь я точно знаю, где Яна, — Коллайн впервые за последние несколько лет обратился ко мне при людях по имени. — Совершенно точно, и нам очень нужно спешить.
Боль нахлынула так внезапно и так остро, что придя в сознание, я обнаружил себя лежащим.
— Где граф Коллайн? — было первым, что я произнес.
Ответил Шлон:
— Господин граф уехал. Он сказал, что нельзя терять ни секунды времени. А вам лучше полежать. Скоро сюда прибудет доктор Цаннер, за ним уже послали.
Нет, Шлон, и еще раз нет. У меня осталось два пузырька с той гадостью, которую сам Цаннер называет лекарством, и я тоже должен быть там…
Действия обоих пузырьков хватило на время пути к месту, о котором сообщили пленники, захваченные в доме под красной черепичной крышей.
Небольшая усадьба, расположенная в окрестностях столицы, принадлежавшая кому-то их мелких дворянчиков, и с первого взгляда становилось понятно, что она приходит в полнейшее запустение. Дом, когда-то красивый, балюстрада мраморных колонн, поддерживающих крышу перед центральным входом, чем-то напоминавшая древнегреческий портик. К входу ведет аллея, которой давным-давно не касалась рука садовника. Перед фасадом небольшой фонтан, ныне сухой.
В доме жили, это становилось понятным по многим мелочам, но было совершенно очевидно, хозяева поместья переживают далеко не самые лучшие времена. Если они вообще имеются. Даже немного странно, чуть ли не окрестности Дрондера, места самые живописные, и могло случиться такое.
Когда мы прибыли, все уже было закончено.
Яну я увидел издалека, еще из окна кареты. Она сидела на руках у Анри, выходившего из дома. Коллайн старательно прижимал ее голову к своей к груди, и я уж было забеспокоился, что с ней что-то не так, как вдруг понял: он просто не желает, чтобы Яна увидела то, что ей не следовало бы видеть.
Карета подъехала к самым ступеням, ведущим к входу в дом, и ее дверцу я открыл еще на ходу, не желая терять ни мгновения. Выскочить из нее мне удалось довольно браво, но дальше чуть не случилась проблема. Пятка костыля скользнула на еще мокрой после совсем недавно закончившегося дождя каменной плите, а раненная нога сама согнулась в колене, не желая принимать на себя вес тела.
И я бы непременно упал, упал на глазах у всех и своей собственной дочери, если бы не Амин, каким-то самым невероятным образом успевший подхватить меня у самой земли.
Было больно, от боли потемнело в глазах, но что боль, если вот оно рядом, мое маленькое сокровище, целое и невредимое, и даже не выглядевшее испуганной или заплаканной. Вернее, испуганной она стала после того, как я чуть не сверзился с костылей на землю у не на виду. Потом подо мной оказалось большое кресло, целый диван, такой же запущенный на вид, как и все окружающее, с торчавшим из-под разорванной обивки конским волосом, и я сидел на нем, крепко прижимая к себе свою дочь.
— Тебе было больно, страшно, холодно? Ты плакала?
Яна поцеловала меня в щеку:
— Нет, нет, папочка. Сначала даже интересно, как играть в новую игру. Только потом мне все надоело, но никто не хотел отвезти меня назад. Но я не плакала! Ну разве только вот столечко.
И она показала самый кончик мизинца, приложив к нему большой пальчик.
— Когда мы поедем к маме? Я так по ней соскучилась! А ты маме подарок уже приготовил? Ночью было страшно, такие молнии сверкали! И гром такой! А Конрад с Алексом по мне тоже скучали? А у меня еще одна тайна есть…
Я сидел, прижимая Яну к себе, слушая ее лепет, и все не мог поверить, что наконец-то все закончилось.
— Сейчас поедем, милая моя девочка. Ты подожди всего одну минутку. И не бойся никого, эти люди ни за что не дадут тебя в обиду.
Внутри дома все выглядело так же, как и снаружи. Здесь определенно жили, но больше всего все было похоже на временное пристанище.
— Кто они? — спросил я у Коллайна, подбородком указывая на лежавшие на полу трупы людей.
Коллайн пожал плечами:
— Сейчас я не готов ответить. Но это вопрос времени.
— Твоих людей много погибло?
— Трое. Всего трое, или целых трое, как сказать, каждого жалко. И особенно…
Анри остановился у тела человека, которого я сразу узнал. Андре фер Герео, тот самый, что изъявил желание стать моим зятем.
— Если бы не он… — продолжил Коллайн, — если бы не он, случилось бы самое страшное, ты понимаешь, о чем я. Только благодаря ему… Эти люди имели приказ, и Андре прикрыл Яну своей грудью.
Конечно же, понимаю, Анри. Я вздрогнул всем телом, на миг представив, что мог застать здесь совсем другую картину, сразу же отогнав мысли от себя, слишком уж они были страшными.
— У него недавно дочь родилась, еще и месяца не прошло. Он так ее любил, все разговоры только о ней…
Как дочь родилась? Ему же на вид не больше семнадцати, у него и усы то толком еще не выросли. А теперь уже не вырастут никогда.
Хотя чему здесь удивляться, другой здесь мир и обычаи совсем другие.
Пойдем, Анри. И спасибо тебе, за тебя самого, и за твоих людей. Гонец с хорошей вестью к Янианне уже послан, но и нам незачем здесь задерживаться.
Знаешь, если господь не даст нам с Янианной больше сына, то, когда моя дочь вырастет, я расскажу историю о человеке, однажды спасшему ей жизнь. И когда у нее родится сын, у него будет очень красивое имя — Андре.
К решающему сражению между армиями Империи и Трабона, я, конечно же, не успел. Сначала несколько дней пришлось приходить в себя.
Черт бы побрал эти побочные эффекты микстуры доктора Цаннера. Меня то бросало в жар, то начинал трясти сумасшедший озноб, когда все тело покрывалось холодным липким потом, а зубы выбивали частую дробь. Ну и для разнообразия мышцы иногда сводило судорогами. Наверное, нечто подобное чувствуют наркоманы во время абстинентного синдрома, или, попросту говоря, ломки. Хотя снадобье действенное, чего уж тут говорить. Полностью убрать болевые ощущения, при этом оставив голову кристальной ясной — это многого стоит. Наверное, со временем, конечно же, в военных целях, на его основе сделают какой-нибудь стимулятор. Но мне, надеюсь, снадобье Цаннера никогда больше не понадобится, слишком уж мучительны побочные эффекты у его микстуры.
То ли дело они были у корешков Шлона.
«Хотя мне, в моем нынешнем состоянии, это вряд ли бы пригодилось, — размышлял я, со стонами пытаясь придать телу в постели более удобное положение, где проводил большую часть дня».
Велел найти Хийома, чтобы отблагодарить, как и обещал. Долго расспрашивал его о нынешней жизни, выяснив, что в страже Хийом оказался потому, что в армию не взяли из-за возраста, а сидеть дома, когда идет война, он не смог. Вот все бы такими были.
