При расставании я припал Янианне к ручке, затем поцеловал ее в щечку, и уже потом, не выдержав, крепко прижал к себе и поцеловал в губы. Словом, сначала получилось согласно этикету, после чего — в рамках приличий, и уже в конце — по зову сердца, плюнув на все условности. После чего поковылял к ждавшей меня карете, придерживая шпагу, стараясь идти браво, насколько это получалось на костыле.
Несмотря на все еще побаливающую голову и беспокойство о ноге, настроение было прекрасным.
«Я все еще о-го-го, почти жеребец, — самодовольно думал я, — а выспаться можно и в карете, самый лучший способ убить время в пути…»
Почему-то мне казалось, что при переходе имперской армии в наступление, переправа через реку Сверен, на противоположной береге которой начинались захваченные Готомом земли Империи, вызовет значительно больше затруднений, уж слишком она глубока и широка. Ан нет, особых проблем не возникло, недавно созданные инженерные войска блестяще с ними справились.
Генеральное сражение произошло не на прежнем месте, в долине реки Варент, а значительно ближе к Сверендеру, центру оккупированной Трабоном провинции Тосвер. Весть о нашей победе застала меня еще на полпути к нему, что настроение нисколько не испортило. И теперь я жаждал подробностей битвы.
Войска к моему прибытию на фронт успели углубиться далеко на территории, принадлежащие Трабону, так что дорога заняла значительно больше времени, чем я рассчитывал.
«Да, — думал я, когда мы ехали по уже чужой земле, — бедновато живут в Трабоне. Война ни для кого не есть благо, кроме, разумеется, производителей оружия, но отличие от Империи бросается в глаза. Селения какие-то неухоженные, народ сытым не выглядит, одет чуть ли не в отрепья, да и состояние дорог говорит о том же. Хотя ничего удивительного, Трабон и раньше экономикой похвастаться никак не мог, а теперь, когда вся она поставлена Готомом на военные рельсы, и подавно не сможет».
«Тут надо хитро поработать, — размышлял я. — Повернуть дело так, что мы пришли на земли Трабона не захватчиками, а освободителями от злого гнета».
Хорошо жить хочется всем, и в Трабоне народ не исключение. Но действовать необходимо очень хитро, иначе получится как с походом Наполеона в Россию. Думал он, что придет освободителем крестьян от крепостного ига, попросту рабства, на поддержку рассчитывал, а получил от них вилами в то место, которым мне долго на одном месте не сидится. Ну, об этом мы давно задумывались, у нас даже есть то, чего в других странах еще долго не будет — Департамент пропаганды, ему и карты в руки…
Несмотря на то, что после сражения прошли почти две недели, прибыв, наконец, в ставку герцога Ониойского, я обнаружил всех в приподнятом настроении. Тут удивляться нечему, король Готом считался непобедимым, и считался заслуженно. Я от всей души поздравил герцога с блестящей победой, получив в ответ (надо же!) искренние слова благодарности.
Рассказывая о подробностях сражения, герцог Ониойский скинул с лица маску холодной невозмутимости, которая, как мне всегда казалось, приросла к нему намертво, и не скрывал эмоций.
Слушая его рассказ, я думал: как все же много зависит от боевого духа солдат, и, далеко не в самую последнюю очередь, от их веры в своего полководца.
Порой великие сражения проигрываются из-за не вовремя приключившегося насморка, а в нашем случае, вероятно, немаловажным фактором стало пленение Готома, после чего он потерял былую уверенность в себе. А это всегда заметно, и всегда передается остальным…
Поначалу все происходило как и обычно при сражениях в эту эпоху: две огромные армии выстроились друг напротив друга. Наконец, имперская армия пошла в наступление, странно было бы иначе, ведь мы пришли освобождать родную землю, и долго достичь перевеса не могла ни одна из сторон.
Затем Готом в решающие мгновения боя решился на то, на что ни разу не решился сделать уже упомянутый Наполеон: ввел в бой свою гвардию. Нет, дело вероятно не в нерешительности Наполеона, а в гениальности, ведь вводя гвардию тогда, когда участь сражения была уже предрешена, Наполеон и создал ей славу непобедимой.
Вероятно, гвардия Готома переломила бы ход сражения в его пользу, если бы не губительный огонь гатлингов, сумевший ее остановить.
Последний шанс у трабонского короля оставался в тяжелой гвардейской кавалерии, он использовал и его. Ответный ход герцога заключался в том, что главнокомандующий имперскими войсками послал ей навстречу бригаду фер Дисса, и они сошлись…
Рассказывая об этой атаке, герцог даже лихо подкрутил усы, должен объективно заметить — довольно невзрачные, как будто бы сам лично водил бригаду в атаку.
Зрелище, по рассказам очевидцев, стоило того, чтобы им впечатлиться. По численности бригада уступала трабонской кавалерии примерно на треть, но только по численности. А во всем остальном!..
Фер Дисса рассеял трабонскую конную гвардию, и пройдя сквозь нее, атаковав построения Готома. В образовавшуюся брешь герцог бросил свой резерв, до этого находящийся в бездействии, после чего армия Трабона дрогнула.
И все же нужно отдать должное Готому как полководцу, отход его армии не превратилось в повальное бегство, она отступала организованно, выставив заслоны. Но это была победа, и мы смогли доказать всем, и прежде всего самим себе, что с Готомом воевать можно, причем воевать успешно.
Возможно, исход сражения был бы совсем другим, но королю Готому пришлось отправить часть своих войск на север, чтобы противостоять степной орде Тотонхорна, вторгнувшемуся на территорию Трабона, и никуда от этого ему было не деться…
Через пару дней мы подошли под стены крупнейшего города-порта Трабона Дижоль, по своему значению сравнимого с имперским Гроугентом, представляющим собой настоящую цитадель. Это был маневр герцога, с целью отрезать от Дижоля отступающую армию Готома. Армия Готома все еще оставалась сильна, и по-прежнему вызывала к себе самое уважительное отношение. Все ждали нового сражения, на этот раз надеясь окончательно ее разгромить.
Я пересел из кареты в двухколесную повозку, запряженную в пару гнедых сразу же, как только мы пересекли границу Империи. Повозка была достаточно комфортабельна, имела мягкий ход, да и проехать на ней можно было там, где карету пришлось бы чуть ли не на руках нести. Единственное, днями любоваться конскими хвостами и тем местом, откуда они растут, удовольствие небольшое. И мне с тоской вспоминался Ворон.
Из повозки я и разглядывал раскинувшийся передо мной вид на Дижоль и его окрестности.
Мы вместе с герцогом находились на вершине возвышенности, откуда и открывался вид, который вполне можно было бы назвать замечательным, если бы не одно. Отсюда ясно было видно, что при штурме Дижоля мы потратим много сил, ресурсов и само главное — человеческих жизней.
