То, что случилось дальше, Данай вспоминал впоследствии как сумбурный сон, состоящий из отдельных умопомрачительных фрагментов. Вот они в тени какого-то строения стоят, тесно прижавшись, и целуются со страстью, свойственной лишь по-настоящему влюбленным людям. Потом одуряющий травяной запах сеновала, где они познали друг друга. Затем они бегут к реке, не стесняясь, сбрасывают одежды и ныряют в сверкающий отраженным блеском звезд водный поток. И как апофеоз все, что случилось в душной темноте сеновала, неоднократно повторяется на берегу этой чудесной речушки на мягкой сочной травке…
Данай и сам не мог вспомнить, как уже под утро попал в свои апартаменты. Перед его глазами стояло лишь прекрасное лицо Илмы, а в ушах не переставали звучать сказанные ею напоследок слова: «Я люблю тебя, Дан, и никогда не забуду…»
Краткий исторический очерк
Религия и магия
Лишь выйдя в первый раз в море, достопочтенный отец Бонифациус узнал о том, что совершенно не выносит качки. Случилось это на тридцать первом году его жизни. Молодой настоятель небольшого сельского прихода, устав от невыносимой обывательской рутины, сам напросился в группу проповедников, отправлявшуюся на вновь открытый материк с чрезвычайно возвышенной целью приобщения диких народов к святой вере Христовой.
В глубине своей благородной души отец Бонифациус искренне жаждал пострадать за веру: быть съеденным каннибалами или (прости, Господи, грех гордыни) взойти на крест с терновым венцом на истерзанном челе. Своим подвигом он рассчитывал не только приобщить дикарей к истинной вере, но и вернуть своих соплеменников в лоно Святой Церкви, ибо после того, как были потеряны все связи с прародиной, вера в Господа Иисуса среди переселенцев заметно ослабла. Мало того, появилось множество религиозных вероучений и языческих культов, противоречащих основам христианства. В некоторых государствах носители истинной веры даже подвергались жестоким гонениям.
И вот теперь бледный, как покойник, отец Бонифациус, опершись животом о планшир, любовался пенными барашками волн в ожидании, когда же наконец этот проклятый завтрак окончательно покинет его измотанный качкой организм и отправится на корм горластым чайкам. Занятый этим увлекательным делом, в душе он проклинал дикарей, новые земли, а более всего того заезжего нунция, от которого в свое время узнал о намечающейся экспедиции. Единственное чудо, о котором в данный момент мечтал молодой человек, было сей же миг оказаться на твердой земле, пусть даже в окружении самых свирепых людоедов. Ведь что такое легионы дикарей в сравнении с морской болезнью? Тем более, Всевышний не покинет своего верного раба и сделает так, что под рукой окажется свежая ослиная челюсть, подобная той, что Самсон сокрушил тысячи врагов. А чем он хуже Самсона – тому, поди, ни разу не доводилось качаться во время шторма, как (прости, Господи) дерьмо в проруби.
Здесь стоит отметить одно невинное заблуждение отца Бонифациуса. То, что ему представлялось ужасающим штормом, на самом деле таковым не являлось – так, небольшое волнение балла на четыре, вполне благоприятная погодка для мореплавания. Да и солнышко на небе светило ярко, чего, как правило, не бывает во время настоящего шторма. Попутный ветерок бодро дул в паруса, заставляя весельную команду маяться от безделья.
С того злосчастного утра, как суденышко с отважным подвижником на борту покинуло родные берега, истекли две бесконечно долгие недели. Две недели мучений и невиданных испытаний. Поначалу отец Бонифациус воспринял их как предварительное испытание – прелюдию к предстоящим лишениям. Затем он стал усматривать в этом дьявольские происки. От морской болезни не помогало ни одно из веками испытанных народных средств, а средств этих с легкой руки заботливых членов экипажа и коллег-священников было в избытке, начиная от святой молитвы и заканчивая огуречным рассолом и соком квашеной капусты. Более всего его угнетало то, что остальные проповедники вовсе не испытывали никакого дискомфорта от морской качки. Без всякого ущерба для своих организмов они баловались незамысловатыми яствами судовой кухни, запивая их немыслимыми количествами спиртного, от одного запаха которого отца Бонифациуса начинало мутить без всякой качки.
Итак, отважный мореплаватель и будущий ловец душ погрязших во грехе дикарей собирался еще немного поднатужиться, чтобы окончательно избавить желудок от остатков яичницы с беконом, съеденной им не далее как полчаса назад. Внезапно прямо над своей головой он услышал громкий крик впередсмотрящего:
– Земля! На горизонте земля!
Этот крик оказался для преподобного отца Бонифациуса воистину ниспосланным свыше. В мгновение ока, самым чудесным образом, невыносимая тошнота исчезла, будто ее и вовсе не было. Священник ощутил необычайный прилив физических и душевных сил. К великому изумлению гребцов, убивавших время игрой в домино и кости, он оторвался от планширного ограждения и как ни в чем не бывало двинул в направлении бака, дабы воочию убедиться в правдивости слов сидящего на мачте матроса. К неописуемой радости священника, на горизонте действительно показались скалистые берега Грандхаара, а затем и неприступные каменные стены Кейтонга – первого на новых землях поселения людей…
Кейтонг в переводе с оркско-гоблинского означает «чистая речка». Таковая действительно пересекала территорию недавно основанного города. Являясь, по сути, столицей Нового Света, Кейтонг своим величием и роскошью не шел ни в какое сравнение со знаменитыми столицами Южного континента. Это скорее была перевалочная база для огромного количества авантюрного люда, убегающего от житейских невзгод, долговых обязательств, ненавистных уз Гименея или попросту ищущего головокружительных приключений. Ежедневно из ворот города в дальнюю дорогу отправлялись купеческие караваны и ватаги переселенцев, благо на обширной территории Грандхаара, по площади сопоставимой с Африканским континентом Земли, места вполне хватало на всех.
Преподобному Бонифациусу пришлось на пару месяцев задержаться в Кейтонге. Во-первых, не зная обычаев и языка местных жителей, надеяться на успех предприятия было бы глупо, а во-вторых, необходимо было хорошенько подготовиться: запастись всем необходимым, поговорить со знающими людьми о тех опасностях и трудностях, которые могут встретиться на пути отважного путешественника.
Для того чтобы освоить местные наречия и обычаи, проповедник нанял одного весьма сообразительного гоблина. Зеленолицый, помимо своего родного оркско-гоблинского, прекрасно владел эльфийским и гномьим, а также сносно говорил на языке людей. Феноменальная память отца Бонифациуса и выработанное годами трудолюбие позволили ему всего за два месяца не только овладеть основами наречий лесного народа и горных карликов, но и бегло общаться на оркско-гоблинском.
