таможенников древним оружием, если есть такое чудесное средство, как накладные
ногти?
Она прошла досмотр и не спеша двинулась на смотровую площадку стоянки, лениво
переставляя длинные ноги в обтягивающих сапожках, покрутилась у автоматов
распродаж, пофлиртовала с разносчиком прохладительных напитков, а заодно
попыталась засечь объект. И обнаружила излишне-пристальное внимание к себе
постовых. По сему двинулась к вагону, чуть покачивая бедрами, все той же лениво-грациозной
походкой: Пусть полюбуются охранники фигуркой скучающей стервы элитных кровей.
Багаж уже прошел по ленте изовизора до поезда и был доставлен в купе.
— Ваше место А, — одарил заискивающей улыбкой проводник, открывая перед ней
двери и впуская внутрь. — Если что-то понадобится, нажмите кнопку,
соответствующую номеру вашего места. Приятного путешествия.
Полсуток она провела в лихом веселье, отдавшись ему назло себе, своим мыслям,
Игнату и тому, что предстоит совершить. Еще полсуток отсыпалась, чутко
прислушиваясь к звукам и движениям в коридоре, поглядывая периодически сквозь
полуопущенные ресницы в приоткрытую дверь купе. За четыре часа до прибытия она,
наконец, увидела объект. Женщина стояла у окна, наслаждалась красотами океана,
что виделся сквозь прозрачный пластик.
Алиса встала, и, покачиваясь, вышла в коридор, прошла мимо женщины, нечаянно
задев в амплитуде телесных колебаний шаткой походки, и направилась в ресторан,
за дополнительной порцией крепленого вина. Ни один смотровой дисплей системы
слежения не заметил, как она пробежалась отточенными ногтями по жизненно важным
точкам на позвоночнике объекта. Да, и сама женщина почувствовала лишь неприятный
озноб, прошедший по спине вверх, покосилась на полупьяную пассажирку и тут же
забыла о ней, продолжив любоваться красотами бескрайних вод, сливающихся с небом.
Две секунды, не больше ушло на выполнение задания. Десять — пятнадцать минут
после блокировки точек, и женщина упадет замертво. Никто, никогда не узнает, не
догадается об истинной причине ее смерти.
Сталеску залпом отправила в рот вино, потерла лоб, отгоняя паршивые мысли о себе,
любимой, и жертве ее профессионализма, заказала обед и принялась не спеша
поглощать то ли пищу, то ли горечь развенчанных жизнью иллюзий.
Через двадцать минут она вошла в свой вагон и заняла место в толпе любопытных и
сочувствующих, что окружила тело молодой женщины, лежащей на половой дорожке
коридора. В ее открытые, чуть удивленные глаза заглядывала девочка лет
двенадцати и с истеричным криком взывала к матери, захлебывалась слезами и
пыталась оживить, встряхивая мертвую за плечи, теребя за руки.
— Мама!! Мамочка!! — било по ушам, рождало лишь одно желание — завыть следом.
Алиса застыла, глядя на убивающегося от горя ребенка, которого не то что не
ожидала увидеть, даже не предполагала его существование. Она и понятия не имела,
что у объекта есть ребенок, и она путешествует с ним.
— Господи, у нее еще мальчик трех лет… Что ж с детьми будет? — со скорбным
вздохом прошептала пожилая дама слева от Сталеску. Алиса подняла на нее хмурый
взгляд, качнулась и, развернувшись, молча прошла в свое купе, захлопнула дверь и,
застонав, осела на пол. Закачалась, из последних сил сдерживая слезы ярости,
горя, боли, ненависти ко всему, что есть, было и будет в ее жизни, к себе самой,
муштрованной твари, банальной убийце под прикрытием национального воинства.
Осиротившей двух детей во имя спокойствия Родины и ее верных псов — слепых,
черствых роботов. Нет. Она понимала, что ей придется убивать, ведь недаром
именно к предмету уничтожения на курсах подходили особенно серьезно. Обучали
особенно тщательно. Но она солдат, а не киллер для гражданских лиц!
Как теперь жить с таким грехом?
Чем искупить?
С кого спросить?и ко всему что есть было и будет в ее жизни, к себе
сам
Алиса, словно замерзла внутри. Нервы, сердце и душа сплелись в один клубок и
окаменели. Лицо превратилось в серую маску статуи. Боль и горе глушила
образовавшаяся тишина. Пустота или пуст`ота, что еще небольшим омутом залегла в
душе и отразилась в глазах, была прикрыта снаружи темными очками, а изнутри
терпеливым ожиданием встречи с Игнатом.
`Скоро мы встретимся, скоро', - заверила она себя, вылетая из Далласа.
`Интересно, что ты ответишь мне на вопрос: чем объект провинился перед
государством, в каком криминале замешан, чем настолько опасен, что не пожалели
двух детей, убирая их мать?` — думала она, сжимая бокал с минералкой в самолете,
летящем домой.
Злата Прага встретила ее дождем и хмурым небом, отразив погодными условиями
душевное состояние девушки.
Алисия загрузилась в салон такси, натянув на лицо маску милейшего и глупейшего
создания вселенной, поддержала фривольную болтовню водителя. И вновь
превратилась в озверевшую пиранью, вступая на ковровую дорожку гостиницы. Вышла
из лифта, прошла коридором и, пнув дверь номера, снятого Игнатом, застыла на
пороге, вперив в капитана приятный взгляд, пылающий гневом, ненавистью. Желание
загрызть мужчину явственно проступало в чертах лица, в темных зрачках.
Гнездевский оглядел явление благочестивой мадонны с привычной долей насмешки:
— Дурно прокатилась? — качнулся на носках, сунув руки в карманы брюк.
Сталеску хлопнула дверью и шагнула к мужчине:
— Ты знал, что у нее двое детей?
— А у нее двое детей? — неподдельно удивился капитан и хмыкнул. — Это
подкосило тебя? Ноготок дрогнул?
Алиса во все глаза смотрела на равнодушную физиономию холеного служаки,
пофигиста и насмешника и понимала, что ему ровно на всех, кто окружал объект, на
все, что будет дальше, на Сталеску, на других своих агентов. Ему важен был лишь
результат, и какой ценой, чьей кровью, каким количеством слез — без разницы.
— В чем ее вина? — выдохнула Алиса, впечатав кулаки в поверхность стола, что
препятствовал сиюминутной встрече с бравым капитаном.
— Не знаю, — ощерился тот, скопировав с другой стороны стола позу Сталеску.
