И в этой массе было… что-то.
«Не что-то. Кто-то» – подумала я, подойдя к ближайшей емкости, оказавшейся виденным мной когда-то, огромным, стеклянным цилиндром, десятки которых были разбросаны по бункеру, найденному нами в предгорьях Новерии. В отличие от последних, эти не были пусты – в каждом из них плавало чье-нибудь тело.
Тело пони.
В основном, это были земнопони. Десятки тел, поджав ноги к животу, плавали в голубоватой жидкости и явно не выглядели живыми. Десятки, а может, и сотни – шеренги сосудов, стоящих на тихо гудящих подставках, простирались от входа, находящегося за моей спиной, и вдоль обеих стен, уходили куда-то вдаль, двумя бесконечными рядами, демонстрируя мне свое содержимое. Синие, зеленые, белые и черные, они проплывали мимо меня, похожие одно на другое. Навечно застывшие в позе эмбриона, еще молодые жеребцы и кобылы плавали в голубоватой, тягучей жидкости – на их мордах не было ни страха, ни паники, ни страданий, лишь тупая отрешенность, «посмертная маска», известная любому врачу. Конечно, я понимала, что эмоции не сохраняются на лицах и мордах, ведь расслабленные мимические мышцы, обычно первыми подвергаются трупному окоченению, и не слишком обращала внимание на приоткрытые рты с опущенными уголками, но даже меня пробрало то количество этих странных «экспонатов», что было выставлено в этом зале. На телах этих пони не было видно каких-либо повреждений, и я почувствовала, как мои челюсти сжимаются до хруста в зубах при мысли о том, что их затолкали туда еще живыми.
«Убью. Найду, кто это сделал – и убью. Засуну в банку и открою воду!».
«Согласен. Но не думаю. Посмотрим дальше».
– «Посмотрим» – зло сопя, согласилась я, уже без страха труся вдоль освещенных сосудов. Вскоре окраска тел сменилась на пятнистую, и моим глазам предстали пятнистые земнопони различных окрасов – черно-белые, рыже-белые, и даже зелено-красный, вырвиглазного цвета жеребец. Что ж, пожалуй, Дух был прав – ему было бы трудно существовать, не имея половины головы и странные, маленькие, недоразвитые крылышки. На них не было перьев, а как я знала, это означало, что он умер, еще не успев опериться. В конце концов, журналы Флаттершай, помимо «сюси-пуси» ерунды несли в себе и несколько интересных статей, и как любая начинающая мамаша, я с интересом читала о первой жеребячьей «полулиньке», проходящей в течение нескольких месяцев, в конце первого года жизни, во время которой пух, покрывающий крылышки жеребят, постепенно сменяется первыми, самыми настоящими перышками.
«Праздник первого пера. Читал».
– «Зато у него его не было!» – буркнула я, возобновляя свой путь. Похоже, он и вовсе не жил – с такими уродствами, как отсутствие половины мозга и головы вообще, жить сложновато в принципе, но тогда, почему он такой вот большой? Эти тела – они были размером с подростка, голенастые, нескладные – откуда они взялись? Я не знала ответа на этот вопрос, но все-таки, Дух был прав… Наверное. Я предпочитала мечтать и думать о том, что он прав, иначе, кому-то пришлось бы очень несладко, задумай я требовать с него плату по счету, тикавшему у меня в голове. Пытаясь отвлечься от угнетающих меня мыслей (да-да, молодец, Скраппи. Клоун на кладбище – как это на тебя похоже), я принялась разглядывать медные таблички, расположенные у основания сосудов. Однако это мало что дало.
– «Хммм, кажется, это какой-то буквенно-цифровой код» – пожала плечами я, пробежавшись мимо очередного десятка экспонатов. Похоже, банки были расставлены согласно какой-то системе, и опиралась эта система совсем не на время или Фэн-шуй[278]. «snnYZ Cl», «chrRY Dp», «rndRP Kn» у жеребцов соседствовали с «bblGM Sk» и «leaFC Lv» у кобыл – похоже, эти обозначения были шифром, но без ключа, я могла лишь предполагать, что это могло бы значить. Быть может, это были метки образцов, или контрольных групп, или их родителей… То же самое «ttg» в нескольких именах могло обозначать тиреотропный гормон, неизвестное мне оружие или инициалы родителя, давшего или оплодотворившего яйцеклетку, из которой появились на свет бедолаги, занявшие свое место в казавшемся бесконечным ряду булькавших банок. Голубой свет причудливо преломлялся на вереницах пузырьков, бегущих в толще консервирующей жидкости, отчего казалось, что стоило мне только отвернуть голову, как тела заточенных в ней пони начинали едва заметно шевелиться, выдавая себя причудливо колышущимися тенями. Брррр, не хотелось бы мне оказаться в эдакой вот компании. Хотя…
«Ах ты ж ебаный ты нахуй!».
«Согласен» – на этот раз, Старый Хомяк был краток и лаконичен, вместе со мной разглядывая последний, пустой сосуд. Лишенный жидкости и света, он был мне малоинтересен, и я наверняка прошла бы мимо, если бы не странная табличка, украшавшая его основание…
«scrPPY Rg».
– «Погоди, погоди, погоди!» – плюхнувшись на круп, забормотала я, во все глаза разглядывая медную полоску с вытравленными на ней буквами эквестрийского алфавита – «Этого просто не может быть! Они приготовили ее для меня? Но как… Нет, скорее – зачем?!».
«Угадай».
– «Не издевайся!» – вскочив, я заметалась между цилиндров, и даже обежала зачем-то тот, под которым красовалась эта проклятая табличка. На его задней поверхности красовались едва заметные потеки, словно эту проклятую емкость уже наполняли, а потом – опорожнили. Но зачем?
«Или разбили. Изнутри. Не тормози».
«Изнутри наполненную банку разбить невозможно!» – схватившись за голову, я присела, испуганно глядя в расчерченную голубыми лучами полутьму. В моей душе шевельнулась крупица гордости за то, что я, наконец, могла похвастаться тем, что знаю что-то, о чем не знает мой старый, древний симбионт – но тотчас же исчезла, сметенная порывом чего-то, подозрительно похожего на страх – «Нет, они наверняка приготовили ее заранее, когда я… Когда… Да и вообще, это просто буквенный код! Нет никаких совпадений, ты понял? Не может быть никаких совпадений! Я так с ума сойду!».
«Прости. Успокойся».
– «Успокоиться? Сначала завел меня всеми этими мистическими бреднями, всем этим залом!» – зло заверещала я, вновь принимаясь бегать вдоль параллельных рядов неподвижных фигур, застывших в банках с голубоватым раствором и не понимая, что несу. Кажется, мой мозг отказывался это воспринимать, и я все глубже и глубже проваливалась в пучину обычной кобыльей истерики – «Все эти трупы, все эти флаконы... Это все ты, тывинавааа…. Айййй! Больно!».
