Дерек уверенно скакал по камням, мелькал то тут, то там, не оступался и не терял равновесия, рубил лезвием и сразу исчезал, чтобы появиться в другом месте. Хадег каждый раз подставлял щит, не всегда хотя бы оборачиваясь, и щит выдерживал.
Тем временем София полыхала так, как будто собралась расплавить эти горы. Остальные заметно устали, и противники теснили их всё дальше от Хадега, обратно на линию Альянса. В развороченном ущелье не осталось и следа от ровного строя, здесь и там ещё кто-то балансировал на каменных грудах, продолжая бой, человек шесть со стороны своих. Медики больше не могли рассчитывать, что их прикроют, и осторожничали, среди камней виднелось несколько тел. В глазах потемнело, когда в одной из неподвижных фигур он узнал Офелию. Он и не думал, что она ещё там. А ведь она могла разбить голову, когда он её толкнул. Он и рёбра ей мог сломать. А потом ещё Хадег… Сраные медики, они будут что-нибудь делать или нет?
Надо срочно это закончить.
Хадег отгораживался сразу от двух вихрей, и Джейсон, собрав все силы, попробовал ещё раз — рванул землю у него под ногами. Движение увязло в толстом щите. Безнадёжно. Он ничем не может помочь.
Дерек перестал скакать и взялся за воздушные плети — это он взбесился. Плети — предельная концентрация стихии, тяжелее лезвия, они падали со свистом, от которого ныли зубы, и каждый удар тряс землю, как упавший каменный столб. Глупо: с самого мощного приёма надо было начинать. Хотя вначале Хадега тут и не было — не дурак. А сейчас слишком медленно, слишком слабо.
***
— Какой же он крутой! — простонал Ве, не отводя совершенно обалдевшего взгляда от глубин шара, где воздух скручивался в жгуты, чтобы со свистом вспарывать самого себя, как железом, заставляя зрителей сходить с ума от непонимания: где же этот хлыст, который так неистово лупит по щиту и разбивает в труху камни? Не может это быть прозрачный, неосязаемый воздух, какая сила сделала бы с ним такое?
— Он и тебя такому учит?
Альберт не ответил. Он слушал надрывный визг воздуха и чувствовал, как дождь жалит загривок, мокрый свитер холодит спину. Нет, такому Дерек его не учит. Дерек ни разу не показывал ему заклинания, которые Альберт не смог бы повторить, — а это он не сможет повторить никогда.
И всё-таки он уже слышал этот звук. Слышал, как свистят воздушные плети, как бьют в прозрачно-зелёный купол, а промахиваясь, вырывают молодую траву из почвы.
Он тёр друг о друга онемевшие от холода руки под партой. Должно быть какое-то объяснение.
***
Паузы между ударами затягивались. Хадег так ни разу и не атаковал, только лениво отбивался и кривил губы в ухмылке, больной урод.
Наконец Дерек остановился. Упёр руки в бока, сплюнул и уставился на Хадега. Вокруг несколько магов Альянса продолжали свои поединки, в основном довольно вяло. Кроме Софии — та бесновалась, как брошенная в камин петарда, и уже сожгла нескольких противников, но на их месте появились новые. Пламя ревело и выло, барьеры дребезжали. Недостаточно громко, чтобы скрыть нелепость ситуации.
Хадег улыбался, прикрыв глаза, Дерек испепелял его взглядом. Джейсон перебирал ругательства. Он уже начал думать, что даже кидаться убогими светлячками было бы не так унизительно, как просто стоять напротив врага и ничего не делать, — но вдруг почувствовал, что что-то происходит. Температура падала. Тепло вместе с силой тянулось к Хадегу. Дерек снова ударил — тоже заметил, — но аккумуляция не помешала Хадегу отразить последнюю беспомощную атаку. Грудь разрывало от отчаянного желания что-нибудь сделать: вот он, враг, стоит в десяти шагах и сейчас чем-то шарахнет, если ему не помешать! Ударить его? Нечем. Валить отсюда? Он окинул взглядом ущелье. Холодный воздух вибрировал и беззвучно гудел. Подскочить к нему и попытаться придушить? Хадег поднял руки.
Вдох опалил горло морозом, мимо пронеслись колючие крупинки снега и обледеневшие камни — или это он пронёсся мимо снега и обледеневших камней? Снежная крупа хлестнула в лицо и почему-то в затылок, и стало темно.
Он боролся с тошнотой и уже согласен был проиграть, лишь бы это как-нибудь прекратилось, когда мир вдруг встал на место. Прояснилось: он думал, что без сознания валяется на земле, а оказалось, что стоит вертикально. Это было первое открытие. Затем сразу несколько: в ущелье стало светлее, правая половина тела онемела, а плечо противно пульсировало. Прежде чем сделать последнее открытие, он долго водил взглядом перед собой, не понимая, что загораживает обзор. Наконец понял и безнадёжно выругался свистящим шёпотом.
Из плеча параллельно земле торчала длинная сосулька, да не просто торчала, а надёжно фиксировала его к скале позади. Такими же сосульками было утыкано всё ущелье, посреди которого зиял покрытый инеем кратер, а вокруг царил ещё больший бардак, чем до этого. Сколько там оставалось людей?.. София, Дерек. Бездна пожри Первого, там где-то лежала Офелия. Хорошо бы она уже пришла в себя и убралась отсюда. И Хадег — где трусливый сморчок? Белизна инея слепила глаза, а в очередной раз перепаханный ландшафт окончательно дезориентировал. В некоторых неровностях угадывались люди: сквозь тонкий белый слой можно было различить цвет одежды. У кого-то сосулька торчала в том месте, где должна была быть голова. Он не хотел знать, кто это.
— Что за прелесть эта Комета, — произнёс мечтательный голос, шелестящий, как шелуха.
Он увидел их одновременно: бесцветный старик, прямой, как кол, стоял шагах в двадцати, рядом с… неровностью ландшафта. Он знал эти ноги, узкую спину и светлые волосы, в которых запутались льдинки. Белая ткань балахона их почти касалась.
Случайность? Сделать бы что-то, чтобы он отошёл…
— Изумительные таланты, — похвалил Хадег, выразительно посмотрев вниз и этим развеяв сомнения: он стоит там не случайно.
— Я сожгу твои кишки, — пообещал Джейсон.
Обхватил левой рукой сосульку, задержал дыхание, готовясь к незабываемым ощущениям, и дёрнул. Рука проскользила, сосулька не дрогнула. Можно было догадаться.
— Почему? — изобразил любопытство Хадег, потом картинно печальным взглядом обвёл замёрзшее поле битвы. — Тебе хотя бы объяснили, зачем это всё?
Уже без опаски он дёргал скользкую сосульку во все стороны, но она даже не шаталась — корни там пустила, что ли?
— За что ты ненавидишь меня? — Хадег аккуратно отставил ногу в мягком белом сапоге, так, что она скрылась за лежавшей на земле светловолосой головой. — За то, что я добиваю раненых?..
Последние оставшиеся крупицы силы он направил в ладонь теплом. Надо растопить лёд, ну же. Немного, только чтобы сломать. Тогда можно будет оттолкнуться и снять себя с обрубка ледышки. Кровь хлынет — это плохо. Может, хватит сил её остановить. А потом?.. Там видно будет.
— …Наступаю на горло поверженному противнику?..
Наверное, всё-таки придушить. Надо только растопить лёд.
Хадег поднял на него выцветшие голубоватые глаза.
— …Быть может, подчиняю разум того, кто не способен сопротивляться?
Он сжимал лёд так, как будто уже душил Хадега и намеревался раздавить его позвонки. Голова и ладонь были как в огне, тошнотворный холод клубился в плече и где-то в желудке. Струйки кровавой воды стекали по запястью, но если сосулька и стала тоньше, то совсем незаметно.
— Но разве я это делаю? — Хадег вдруг вернул ногу на место. — Разве мне это нужно? Это твои мысли, не мои. Или, что вероятнее, тех, кто внушил их тебе, заставив им служить. Несправедливо. — Он сделал несколько медленных шагов навстречу, и холод в теле начал побеждать, поднявшись из желудка к горлу. Энергии на ментальный блок давно не осталось. — Несправедливо, чтобы дети Кометы служили слабым. Начнёшь думать своей головой — приходи.
И просто исчез.
Три двадцать пять.
***
Две застывшие напротив друг друга белые фигуры наглядно демонстрировали, почему именно этот цвет был избран для торжественных одеяний сильнейших магов. Хадег, худой и прямой, сиял белоснежной чистотой парадной далматики, на которую не попало ни соринки. Одежда Софии, архимага Инсдерре, была перепачкана грязью, края широких рукавов обожжены… Но ведь не это важно?
