А Алина в машине открыла свой блокнотик, посмотрела заметки — что нужно сделать. И по приезде сразу пошла в Зеленое крыло, к начальнику разведуправления.
— Я на секунду, — предупредила она сразу, как только услышала из-за двери «Войдите». Сотрудники поглядывали на нее со сдержанным любопытством, и она поправила очки и смело зашла в кабинет к Тандаджи, который вчитывался в содержимое толстенькой папки. Наверняка с очень секретным содержимым.
В кабинете пахло какими-то благовониями, терпко и резко, так, что сразу захотелось чихнуть. И еще у принцессы аж ладони зачесались — так захотелось узнать, что же он читает.
— Ваше Высочество, — поприветствовал ее тидусс, вставая. — У вас еще появились вопросы?
Сказал ровно и спокойно, но все равно было ощущение, что он иронизирует.
— Д-да, — Алина села в кресло у стола и постаралась, чтобы голос звучал уверенно. И не заикаться! — Господин Тандаджи, я хочу посмотреть на записи из бального зала. С момента, как появился тха-охонг и до того, как его уничтожили. Пожалуйста, — добавила она, глядя в невозмутимое смуглое лицо, и, спохватившись, попросила: — Садитесь, господин Тандаджи!
— Благодарю, — с той же неуловимой иронией тидусс склонил голову и снова уселся в даже на вид ужасно удобное кресло. Наверное, здорово в нем себя ощущаешь. И работа интересная.
Алина вздохнула. В мире вообще слишком много интересного и восхитительного для одной человеческой жизни.
— Ваше Высочество, — подал голос Тандаджи, наблюдающий за ней поблескивающими глазами, — дело в том, что это секретная информация. И без согласия Ее Величества я не могу вам ее предоставить.
— Звонка будет достаточно? — поинтересовалась принцесса. — Я ведь еще образец брони хотела попросить.
— Брони, — сказал Тандаджи и качнул головку фарфоровой собачки на столе. Покосился на рыбок — рыбки равнодушно к его страданиям открывали рты и просили жрать.
— Только не говорите, что вы ее не сохранили, — возмутилась пятая Рудлог и подергала себя за косичку. — Не поверю. Только не вы, подполковник!
— Есть броня, — кивнул тидусс. — Если Ее Величество даст согласие…
— Даст, — уверенно заявила пигалица в очках и встала. — Спасибо вам за помощь.
— Всегда рад, Ваше Высочество, — очень, очень искренне заверил Тандаджи, тоже вставая.
Он попытался сосредоточиться на отчете, подготовленном Стрелковским о допросе заговорщиков, когда зазвонил телефон. Подполковник посмотрел на него, как на змею. Не может быть, чтобы мелкая пиранья так быстро добежала до сестры. Или может?
Трубку взял, и поморщился, когда в ответ на традиционное «Тандаджи, слушаю», раздался возмущенный хриплый голос:
— Майло, какого черта?! Как ты мог позволить меня забрать!
— Быстро же ты очухался, — ответил Тандаджи, и хоть тон его был ядовит, слышалось в нем и едва заметное облегчение.
— Я лежу спеленутый по рукам и ногам, как слюнявый младенец, — хрипел Кембритч в трубку, — и меня кормят овсяным отваром. Отваром, Майло!
— А как же ты звонишь? — коварно поинтересовался бывший начальник непочтительного виконта.
— Это художественное преувеличение, — не смутился Люк. — Майло, разлепляю я глаза, последнее, что я помню — как тварюшка размером с листолет проткнула мне потроха, а вокруг все белое, музыка играет тихая, в рюшечках занавески, в цветочках обои. Я думал, уже на том свете, в слащавом раю. Правда, овсяный суп и дебильно улыбающиеся, разговаривающие по-инляндски медбратья меня быстро убедили в обратном. Что произошло? Они молчат, мать приезжала, но она ничего не знает.
— Тебя назначили помощником посла в Инляндии по личной просьбе Луциуса, — сообщил Тандаджи спокойно.
— Сукин сын! — злобно рыкнул Люк в трубку.
— Но умеет использовать момент, согласись, — благодушно похвалил инляндского короля тидусс. — Жди требования принять титул в обмен на долг жизни. Он тебя держал все это время.
— И про титул знаешь, — проворчал Кембритч и вздохнул. — Курить хочу.
— Терпите, Ваша Светлость, — ласково произнес подполковник и с удовольствием послушал как матерится Кембритч в трубку. Да, ранение сделало его еще несдержаннее. — Могу подсластить пилюлю загадкой для ума. Хочешь?
— Давай, — Люк снова ругнулся, и Майло вдруг понял, что это не от злости — от боли.
— Как ты думаешь, какой королевский дом вероятнее всего подвергнется следующей атаке?
— Думаешь? — после некоторой паузы проговорил Люк.
— Серенитки и желтые слишком организованы под власть, — пояснил Тандаджи. — Так что тебе будет, чем заняться. Если решишь не шляться по бабам, а заняться делом.
— Какие бабы, — прохрипел Кембритч, — окстись, начальник, я несчастный инвалид. У меня даже язык заплетается. Хорошо, что эта тварь так удачно пырнула, а то чуть ниже — и вопрос о принятии титула для производства новых виконтов и маркизов был бы снят навсегда.
— Плохо, что ты в очередной раз, как идиот, полез геройствовать, — холодно сказал тидусс, — хоть и заработал себе медальку. Было бы грустно крепить ее на твою могилу. Так что ешь свой отварчик и думай, Кембритч. Я всегда на связи, если нужна будет информация.
Тандаджи положил трубку и подумал о том, что с неугомонными и не знающими дисциплины Высочествами Рудлог скоро полстраны будет носить ордена за их спасение. И что самое страшное в девицах Рудлог — то, что приходит им в голову, когда им оказывается нечем заняться.
Принцесса Полина и не подозревала о провидческих мыслях начальника разведуправления. Она снова бегала по парку и при этом просто изнывала от ничегонеделания. Все имеет свой предел, нельзя заниматься спортом целый день — да и какова цель пятидесятого круга? Подразнить охрану или довести до истерики парковых белок?
Без цели жить скучно, без азарта — неинтересно.
Но сейчас она вышла на пробежку, чтобы подумать. Почему-то мысли упорядочивались, и решения находились, и спокойствие приходило именно во время бега.
Она с грустью признала, что криминальный опыт оставил-таки на ней свой отпечаток — она привыкла к сложным задачам, к ловушкам и четкой, слаженной работе ума и тела, и теперь тосковала без знакомого напряжения.
Нет, ни за что на свете она не вернулась бы теперь к нелегальному прошлому. Но легальных задач никто не предлагал. Да и как отнесется к этому Демьян? Одобрит? Или запретит? А если запретит — сможет ли она пойти против?
Полли расстроенно пнула ногой позднюю сыроежку, улетевшую в прелую, уже почерневшую листву, и побежала дальше, по дорожке мимо оголенных, освещенных солнцем деревьев. Было хорошо и свежо; совсем скоро парк заметет снегом и он будет еще прекраснее, Василина, наверное, захочет возобновить традицию и на лужайке за дворцом построят целый снежный городок, и еще принесут в парк цветные фонари, отчего по вечерам снег будет отливать розовым, зеленым и лиловым, а заснеженные деревья будут выглядеть совершенно сказочно.
