— И как ты объясняешь её непомерное счастье?
— А я знаю?! Если честно, я тоже не очень рад. Грацию подбила, веселятся во дворце… сначала думал так даже лучше, перестала таскать меня по пустым домам, но потом… тебя тоже это тревожит — безделье?
— Вот именно, Андрюша, вот именно… про Грацию не скажу… Ты не замечал у неё особую любвеобильность?
— Да… как-то… вроде нет. Довольная — это да. Рассказывает какие в том дворце развлечения. Одни полеты чего стоят! Дворец круглый, как все дома, и есть там такой колодец… — глаза Андрея снова загорелись.
— Стой! О чудесах потом. Понимаешь, друг… я только что её вызывал. Так вот. Гелиния — не Гелиния. Душа её, меня этим не обманешь, но… стремления, характер — чужие. Ты меня понимаешь? — видя недоумение Андрея, продолжил. — Она — Хранящая, пусть и ученица. Мы вместе составляли список работ, и первые дни она активно ими занималась, а после, декады две уже, её как подменили! Ничего, кроме любви не надо! — на живом лице сообразительного Текущего проступало понимание. Рус продолжил еще активней, — я был лоосским рабом, я знаю, как меняется психика! Душа… нет, воля… точно, воля подавляется! У меня было страдание, и неё — любовь и счастье, но хрен редьки не слаще! Она в рабстве, — Рус перешел на крик, — и кто-то дергает за веревочки! — очень болезненная для него тема, не смог удержаться.
— Чик, успокойся! — Андрей тряхнул друга. Одежда и волосы от сильного ветра успели высохнуть. Озноба, как ни странно, оба не чувствовали. — Бросай все и иди туда сам! Чего ты боишься?! — он полностью проникся серьезностью ситуации, мгновенно поверив Чику, не раз доказывавшему свою правоту в самых невероятных вопросах.
— Чего боюсь? — переспросил Рус с какой-то горькой усмешкой, — меня не станет, Андрей. Если я сейчас шагну в Кальварион — я перестану существовать как Рус, как Чик, как человек… Гелиния стоит того, но… как она потом без меня? Как я без неё? Осталось подождать совсем чуть-чуть, я чувствую, я знаю…
— Эледриас рождается! — внезапно произнес он, торжественно взяв друга за плечи. Его глаза лихорадочно заблестели. — Я назвал Имя Бога и хвала всем богам, что меня там нет… — произнеся эту белиберду, Рус схватился за сердце, — силы уходят, Андрей, я не могу тебя удержать, — после этих слов фигура Текущего поблекла, перекосилась и потекла, вполне соответствуя названию ордена.
— Я разберусь, Чик! — послышался гулкий голос и Андрей пропал. Пропал и Рус, оставив во вселенной стихающий ветер.
Хозяин очнулся сам. В спальне столпились почти все слуги во главе с всклоченной Асмальгин. Они все были подняты с постелей его воплем дежурного привратника: «Господин Рус сгорел!».
В третью ночную четверть Гульбек совершал обход дома. После грабежа Рус изменил порядок дежурств вахтеров. Возле ворот оставался один (и от двоих толку нет), а второй совершал обход территории. Чтобы не уснуть — менялись. Дополнительно к кинжалам и дубинкам вооружились луками, которыми каждый уважающий тиренец умел пользоваться. По крайней мере, в человека с пяти шагов попасть должны. Но основное оружие — крик. Вот Гульбек и заорал, заметив за ставнями хозяйской спальни яркую вспышку.
На стук и призывы хозяин не ответил. Решили ломать дверь. В итоге, тот же старина Гульбек догадался разбить дорогое стекло и выставить ставни. Кряхтя, залез, порезавшись в двух места, с трудом отодвинул тяжелый шкаф и впустил остальных служащих. «Ах!», — раздался дружный возглас.
В свете масляного фонаря Рус был бледнее смерти. При попытке к нему прикоснуться, его окутывало воющее облако.
— Значит, живой, — категорично заключила домоправительница, — Духи Предков его защищают. Чего столпились? Быстро в спальни, с утра работы от неба до неба![29]
Но вопреки её непререкаемому авторитету, слуги расходиться не торопились. Асмальгин хотела уже цыкнуть на подчиненных, как хозяин открыл глаза. Поморгал и… улыбнулся:
— Испугались, поди, — произнес тихим голосом, — всё, я в порядке, идите спать.
С трудом распрямился из скрюченного положения и полез на кровать.
— Нет, принесите перекусить чего-нибудь. И вина. Легкого. Кажется, вечность не ел! — и с облегченным вздохом упал на подушку.
Асмальгин распорядилась, работницы засуетились.
— Кхм, господин Рус, я окно нечаянно разбил, — потупясь, признался Гульбек. Его руку уже перемотали чистой тряпкой.
Хозяин вяло отмахнулся, мол, «не мелочись, вставим». Когда принесли большой поднос со снедью, он тихо ровно сопел. «Тс-с», — домоправительница приложила палец к губам и рукой погнала обеих служанок и виноватого привратника. Надо сказать — совершенно несправедливо. Правильно он поступил. Однако, стекло стоит дорого. Хранящие его делают совместно с Пылающими, и оба ордена сей секрет оберегают.
Девушки поставили еду, кувшин с вином и на цыпочках удалились. Следом за всеми вышла и пожилая тиренка, аккуратно прикрыв за собой дверь.
«Совсем себя не щадит господин Рус, — думала она, — это всё пришлые Боги, их Сила, будь она проклята. Простите, Предки, старуху за ворчание…», — она не признавала «общегеянских» богов, но ругала все же «Силу», а не их самих. На всякий случай.
Рус спал беспокойно. Снились кошмар за кошмаром. То Гелиния превращалась в мумию-Озгула, то неизвестный бог (предположительно Эледриас) принимал облик его старого «шефа» Игнатия, главу фирмы и охранного предприятия при ней. Он все спрашивал и переспрашивал: «Пил вчера?! Смотри, ответишь!», — дико хохотал, перетекая в Боргула, а потом вдруг становясь Флориной. Причем не молодой красавицей, а мертвой старухой. Она тянула к нему скрюченные пальцы с когтями не меньше, чем у бергата Ярого и зловеще шипела. Жуть! Проснулся, слава богу, от более-менее сносного сновидения: голая Сирилгин, стоя на коленях, вымаливала у него прощения. Простил или нет — вылетело из головы, но злость к ней во сне испытывал.
Солнце нещадно прожигало веки. «Вторая дневная четверть… давно пора вставать…», — Рус нехотя открыл глаза. Стоял конец месяца Геи, середина долгого южного лета.
«Откуда вспышка? — размышлял Рус за обедом-завтраком. Асмальгин, ставшая говорливой, в красках описала ему ночное событие. Словно сама видела, а не со слов Гульбека рассказывала. — Имя Бога назвал, его Сила и полыхнула, больше нечему. Или наоборот. Вспыхнуло, и я узнал Имя. Без разницы, главное, я ощущаю Силу пятен… вот именно — чувствую, причем не очень сильно, и всё. Не вижу и не управляю. А с другой стороны это хорошо — чужая она мне стала… по крайней мере вне пятна, — притормозил он себя. — Рождайся ты, Эледриас, быстрее, терпения мало…».
