До окончательного срока, когда Фиселла должна была предстать перед Ллос, оставалось три дня, а я все еще был жив. Вспыхнувшая было безумная надежда, что я переживу Фиселлу, тут же исчезла, едва я узнал, что меня обвинили в неповиновении Верховному Совету. Это означало обвинение в измене, тяжком преступлении, после которой следовала казнь на жертвеннике. Этот блестящий ход был, наверняка придуман моей матушкой, отлично знавшей, что Ллос не прощает предательства. Подобное преступление превышало даже то, что жертвенный камень оказался бы залит кровью первых дроу, пусть даже жертва оказался единственным эльфом, в чьих жилах она текла. Одним словом, я должен был, хоть так, отвести от Фиселлы и Верховной жрицы гнев богини. Разумеется, Совет Матерей единодушно приговорил меня к казни. И, когда Фиселла, вдруг, принялась отстаивать мою жизнь перед этим же Советом, я только скрежетал зубами от ненависти, прозревая очередную уловку. Ее игра не могла бы ввести в заблуждение даже пустоголового орка. Она пыталась вызвать у меня чувство благодарности за то, что спасла меня от казни. Я был ослеплен ненавистью. Я знал одно - этой ночью мне предстояло умереть мучительной позорной смертью, по сравнению с которой гибель на жертвеннике Ллос, покажется милосердной и мгновенной. Я не сомневался, что Фиселла выложится полностью в своем излюбленном занятии. Но к концу всего этого лживого фарса на Совете, я уже ни в чем не был уверен. Фиселла никогда ни при каких обстоятельствах не вела себя так. Я был сбит с толку. И все же, когда меня привели в опочивальню Фиселлы и приковали к ее кровати, я был готов вынести любое истязание, но только не подобное тому, какому вдруг подвергся… - Дорган запнулся, но преодолевая внутреннее сопротивление, продолжал. - То мимолетное удивление, что я испытал, когда она повела себя на Совете с несвойственным ей упорством и увереность, что передо мной не Фиселла, усиливалось. Оставшись наедине со мной, она не схватилась за пыточный инструмент, а повела себя непостижимым образом. После безуспешной попытки договорится со мной - странной попытки, когда меня невольно потянуло к ней - она, медленно, дюйм за дюймом, обнажала передо мной свое тело, показывая то, от чего я так упорно отказывался, и которое доселе не вызывало у меня ни каких иных чувств, кроме гадливости. Здесь не было низменной чувственности, призванной разбудить похоть, а какая-то робость и натянутость. Я ничего не мог понять, точнее мог… но только то, что она сильно волновала меня. . И вот, когда ее нога запуталась в упавших одеждах, и можно было ожидать, что Фиселла, в сердцах откинув их, вновь схватится за пыточный инструмент, устав прикидываться такой, какой никогда не была, она вдруг смутилась и робко посмотрела на меня, после чего заставила себя продолжать. Этот миг озарил все яркой вспышкой. Я понял - передо мной не Фиселла, а кто-то беззащитный и растерянный. С этого мига, уже ничто не могло меня заставить поверить в то, что это Фиселла. И я сделался одержим ею настолько же сильно, насколько ненавидел до того. Я мог бы отдать свою жизнь, свою кровь по малой капле, за миг обладания ею. Ты не поверишь, мудрый Хиллор, но я тут же предложил ей то, чего так долго добивалась, к чему стремилась Фиселла.
— И? - нетерпеливо спросил Хиллор, невольно увлекшись его рассказом.
— Мне было отказано, - сдержано улыбнулся Дорган. - Нике было не до меня. Ее больше занимали свитки, с помощью которых она полагала разобраться в той истории, в какую попала. Я хотел спасти ее той же ночью и не оставлял своих попыток до самого конца. Но Ника, мучая себя и меня, искала выход из западни устроенной ей Фиселлой, где угодно, только не у себя под боком. Впрочем, она быстро разобралась, что к чему и, думаю, сама бы пришла ко мне за всеми ответами, которые искала, но ее время уходило. Я сам предлагал ей себя, совершая безумные поступки. Те три дня принесли мне такие муки, какие не могла причинить мне Фиселла своими пыточными инструментами. К тому же, мне все время нужно было быть начеку - на второй день Нику попытались отравить и мне, слава Аэлле, удалось применить магию прояснения. Я метался и мучился, не зная, что предпринять, ради ее спасения - Ника не подпускала меня к себе и я… я пошел на насилие. Это случилось в последний третий день, в вечер которого она должна была предстать перед Ллос, представив доказательство того, что она выполнила свое обещание данное ей в обмен на власть. Я погрузил Нику в сон, что бы мое семя сохранилось в ней. Но это было еще не все. Существовала угроза, не менее страшная, чем гнев Ллос - Тирелла. В начале своего рассказа я обмолвился о том, что никогда бы не допустил, что бы женщина дома де Наль понесла от меня. Тирелла, видя наше с Фиселлой жестокое противостояние, прослышав об обете, попыталась склонить меня на свою сторону, обещая сделать не только своим союзником, но и супругом, если я помогу ей выполнить обет, вместо Фиселлы. Но, чем ближе подходил срок, когда средняя сестра должна была предстать перед Паучихой ни с чем, тем меньше Тирелла досаждала мне. И вдруг за эти три дня она ожесточилась против Фиселлы-Ники, и мне приходилось прилагать все свои силы и изворотливость, что бы не упускать ее из вида. Я узнал о том, что Тирелла склоняет Верховную жрицу к убийству нынешней матери Дома де Наль. Ответ Берн предугадать было не трудно, потому что она уже не могла контролировать, непостижимым образом, изменившуюся Фиселлу. И когда Паучиха отпустила Нику, я убил Тиреллу. Нам пришлось бежать, потому что если бы раскрылось, что Ника человек ее тут же уничтожили если не дроу, то сама Ллос. Я все рассказал. Теперь, обо всем услышанном судить тебе.
Дорган замолчал. Под впечатлением его рассказа, Хиллор и Ника тоже хранили молчание.
- Ты болен ею, лорд, - покачал головой мудрец. — И я даже не знаю великий дар это, или твое несчастье.
— Я тоже не в силах понять этого, мудрый Хиллор.
— И все же, как получилось, что ты узрел в матери Первого Дома де Наль смертную, однако этой подмены не смогла заметить Верховная жрица.
— Зато ты сможешь понять, каких усилий стоило, что бы этого не видел никто кроме меня.
— Гормф заметил, - робко вставила Ника, виновато взглянув на Доргана.
— Это не страшно. В интересах самого Громфа было помалкивать о своем открытии - улыбнулся Дорган.
— А неплохо было бы потрясти этого Громфа, — заметил дворф. — Быть может Фиселла проговорилась ему о чем нибудь таком…
— Я уже тряс его. Он утверждает, что после того, как она получила от него свитки, которые он вынес из Академии Мили-Магтира, она не призывала его к себе и он больше не видел ее. Однако Громф уверен, что во всем Подземье нет такого мага, который в состоянии был бы помочь Фиселле. К тому же, она держала все это в глубочайшей тайне, не доверяя никому и он уверен, что Фиселла не приглашала к себе никого из магов Мензоберранзана. Громф ревниво следил за этим.
