— Давай подумаем, что ты мне еще не сказала, — раздумчиво произнес он, барабаня пальцами по пузатой кружке. — Магией я пользоваться смогу?
— Нет, и росту в тебе будет тоже как в гноме. И еще…
— Да-а? — протянул Клайд с деланным удивлением. — Что-то еще?
— Ну, чтобы совсем все… — Марусенька снова начала запинаться. — В общем, ты будешь себя видеть, ну и думать тоже, и даже помнить, как настоящий гном.
— А это пройдет потом? — спросил Клайд, понимая, что эта мелочь и есть самое главное.
— Ну… иногда проходит… — пробормотала Марусенька.
Еще минут десять Клайд пытался вытянуть из нее подробности, уверяя, что его не напугать, просто удобнее знать, с чем столкнешься. Правда была такова: жрецы гномов, оберегая свое потаенное поселение, прибегали к процедуре Погружения для допроса чужаков, и к Испытанию для тех из них, кто не замышлял дурного. А иногда и для тех, кто замышлял, только уже без согласия испытуемого.
Все гномы, проживая свою жизнь, оставляют отчетливый отпечаток в той силе, проводником которой в этом мире явилась Марф. Поэтому жрецам дана возможность возвращать соотечественникам утерянные вопоминания или даже переживать чужие, если есть в том нужда.
— Зачем же это может быть нужно? — изумился Клайд.
— Да разное случается. Например, если нужно понять онемевшего или узнать правду у ребенка, который пока не умеет говорить. Или даже услышать совет от умершего предка. Идут на это редко, потому что эти силы не затертый пергамент в Школе, написал — соскоблил, снова написал — и снова стер. Но все же идут.
— Так чем же может кончиться для ме… для испытуемого 30 лет ученической жизни, — устав от всех этих премудростей, вроде бы реальных, но совершенно не понятных с точки зрения современной магии, спросил Клайд.
— Ты… он может по окончании испытания стать гномом! — выпалила Марусенька.
— Так, — зловеще усмехнулся Клайд. — Всего-то навсего, не так ли? И что, совсем вот прям превратиться, или только умом стронуться?
— Совсем, — у Марусеньки запрыгали губы, и она ринулась в привычном раскате слов:
— А из тебя ничего так гном выйдет, высокий, и волос темный, у нас это редкость, и может ты в жрецы сразу пойдешь, и все тебя уважать будут, и дом помогут построить, а всякому ремеслу ты за эти 30 лет научишься ого-го, потом в цех… или наверх, торговать… или все-таки в жрецы… А то еще вдруг ты будешь первый гномский маг! Ну вдруг? Представляешь?
У Клайда от таких радужных перспектив аж горло перехватило. Неизвестно, чего ему хотелось больше: немедленно бежать прочь из этой ловушки, лечь спать и попросить не будить, пока не кончится этот кошмар, заорать во все горло или наотрез отказаться от испытания. Была даже мысль уйти в ту самую Башню, отсидеть там пару сотен лет, глядишь потомки Марусеньки уже и забудут, кто он такой и зачем в Башне сидел, а то и Богиня смилостивится, надоумит, как отвертеться от этой жути, или дырочку покажет, насквозь, наверх, в Аден. И уж больше всего тянуло сорвать страх и злость на рыжей балаболке.
Клайд посмотрел на нее и устыдился. Маруся уже замолчала, но рот не закрыла, глядя на него с какой-то надеждой. Совершенно неожиданно для себя, и уж конечно для нее, маг выпалил:
— Ладно. Когда превращусь в гнома, тогда видно будет. А пока я собираюсь погулять по городу, а то мне еще две недели валяться, как пиявке в болоте. Пойдем, ты мне тут все покажешь!
На самом деле, на душе у него было погано. Почему-то разумная мера гномской предосторожности казалась ему больше похожей на предательство.
Поэтому на улице разговор никак не клеился. Маруся было попыталась вяло указывать, как гиды в больших городах: «Посмотрите направо, посмотрите налево…» — но энтузиазма им это не прибавило. В конце концов они забрели в какие-то совершенно недостопримечательные жилые переулки, где и принялись бессмысленно рассматривать дом за домом, будто собираясь прикупить пару кварталов. Птицы стайкой перепархивали за ними с забора на забор, и всякий раз, остановившись, Марусенька машинально выгребала из кармана горсть разноцветных зернышек и угощала стаю.
— А почему зерна такие… крашеные? — спросил Клайд, разбивая молчание, как утренний ледок в ведре.
— Что бы птицы помогали мусор собирать, — как о чем-то незначительном ответила гномишка.
— А ты видела кого-нибудь… после испытания? Ну, ты понимаешь…
— Ага. Видела. Один купец очень хотел с нами торговать. Гномские товары из первых рук и все такое.
— И?
— Торгует. В Гиране. Из первых рук.
— Он был человек?
— Кажется, да.
— Что значит, кажется? Ты не различаешь, что ли?
— Да я его перед испытанием видела мельком, волосы светлые, но эльф или человек, я не рассмотрела.
— А потом?
— Обычный гномский гном. Рыжий. Выше меня на голову. Торгаш тот ещё. Дом построил за неделю. Женился. На моей однокласснице. Что тебе еще? Ты такие рожи корчишь, словно быть гномом хуже, чем василиском.
— А что? Василиском быть очень даже неплохо! Все тебя боятся, особенно если в священной пещере жить, — Клайд впервые улыбнулся.
— Гномом лучше, — убежденно, но неубедительно произнесла гномишка.
— А магом-то как хорошо! — вкрадчиво произнес Клайд. — Ты просто себе представить не можешь, до чего я эту магию люблю! Ты монстра долбишь-долбишь, а я вжик-вжик двумя заклинаниями — и нету!
— Именно, что нету, — совсем завелась оппонентка. — Ничего нету! Ни монстра, ни добычи какой! Только магии зряшный перевод! Вам бы только на праздниках фейерверки устраивать. Так не-ет! Опять же без гномов никак! Не мажеское это дело — с селитрой возжаться! Вот приедет какой-нибудь гном и смастерит он вам и крутящиеся свечи, и оренские колеса, и хлопушки, и эльфийские огни, хоть самого Антараса в облаках, безо всякой магии! А вы похлопаете да дальше пойдете магию переводить, — она распалилась, косички вздыбились.
— Ну, фейеверки у вас бесподобные, — серьезно ответил Клайд. — Только мне все-таки хотелось бы остаться самим собой. Это возможно?
— Угу, — кивнула Марусенька, переводя дух. Виноватость мигом смыла с нее боевой запал. — Бывает. Одна темная магичка ушла как есть. Сонечка у нее потом спрашивала, как так…
— Ну?
— Да вовсе непонятно. Она говорит, что вернулась к своим ивам. Понимаешь ты такое?
Клайд хотел было помотать головой, как вдруг пронзительно вспомнил: ивы, серые ивые сумеречной страны, что склоняются над прозрачной горьковатой водой, отражаясь в ней вместе с запутавшейся в ветках луной. Согнутые в арки ивы. Ивы, покрытые зеленым плющом и лохматым мхом. Почудилось: запахло прелым листом. И он посмотрел на гномишку с надеждой:
