— Это дело чести, — ответил он хмуро.
— Какой чести? — отвлекшись я, расплескала добрую треть увеличившейся массы. — Успеваешь работать на два фронта, да? Мне много лапши не надо, всё съем и переварю, и Изка останется при делах.
— Дай взбить, — снова попросил Мэл.
— Не дам, — замахнулась на него венчиком.
— Никакой лапши не было.
— Значит, ты соврал, что разговаривал с Изкой?
— Нет. Я поговорил с ней в тот же день, и мы расстались, — ответил неохотно Мелёшин.
— Так же как с Лялечкой, Мирочкой, Эльзочкой… с кем еще? — начала я заводиться.
— Эва, не сваливай в кучу, — воспользовавшись моментом, он выхватил венчик и миску, в которой пышной пеной поднялись остатки массы.
— Ничего я не сваливаю, — схватив комок рафинированной соли, стала натирать на терке. — Если расстались, не понимаю, зачем стреляться с Дегонским.
— И не поймешь. Это мужские дела. Он подбивал клинья к Изке назло мне, и теперь над нашей троицей потешается весь институт, — продолжил взбивание Мэл. — В туалеты нельзя зайти: повсюду плюсики мельтешат, а я только сегодня увидел.
У меня вырвался судорожный вздох. Мелёшин упомянул о каракулях, нарисованных на дверце кабинки в женском туалете. Или глубокомысленные строчки чудесным образом расплодились во всех местах общего пользования? Выведи моя рука не «Д», а, допустим, «Г», неужели Мэл калечил бы парней с фамилиями, начинающимися на эту букву?
— И ты поверил анонимной гадости? Вдруг это неправда? — воскликнула, истязая шорканьем соляной кусок.
— Хороша неправда, если этот говн… Дегонский признался.
Я очнулась, когда ладонь в перчатке заелозила по терке, а на тарелке образовалась кучка зеленой соли.
— То есть, между ними что-то было? — изумилась совпадению корявой математической формулы и действующих лиц сердечного треугольника.
— Романтика прямиком из столовой, где поднос утёк, — сыронизировал Мэл, снова включив спиртовку и поставив сотейник на огонь. Вылил взбитую массу, увеличившуюся втрое, и взялся помешивать смесь.
— Всё равно не понимаю. Если вы с Изой того… распрощались, зачем стреляться с Дегонским? Пусть бы шел на четыре стороны и радовался.
— Нет, — ответил жестко Мелёшин. — За подлость, устроенную за моей спиной нужно отвечать.
— Даже если этой подлости сто лет в обед?
— Предательство не имеет срока давности, — обрубил он. Ишь, какой принципиальный мститель.
— А на цертаму[18] повез, чтобы позлить Изочку?
Наконец-то запомнила название, — удивилась я про себя и для профилактики беззвучно повторила без запинки.
— Мы с Изкой расстались, и теперь я не в ответе, перед кем она виляет хвостом, — сказал Мэл, уменьшив огонь в спиртовке. — А тем, кто не знал и болтал лишнее, пришлось заткнуть рты, позвав тебя.
От услышанных слов я опешила, растерянно хлопая глазами. Мелёшин без капли неловкости признался, что специально выставил меня на всеобщее посмешище, и объяснил таким тоном, словно его принудили взять меня в поездку по лесным проселкам.
— Может, стоило предупредить? — выпалила, шмякнув тёркой о стол.
— Тогда ты не согласилась бы ни под каким соусом.
Я смотрела на Мэла и поражалась его беспросветному нахальству.
— Зато, Мелёшин, теперь надо мной потешается весь институт. Придется вызывать тебя на димикату.
— Разве потешаются? — удивился он. — Я бы узнал. Не возьму в толк, почему злишься.
— Почему злюсь? — разгорячилась я, размахивая теркой. — Да потому что ты опять перевернул по-своему и выставил так, будто меня должно распирать безмерное счастье за приглашение на лесное развлечение для избранных.
— Это ты перекручиваешь, как тебе выгодно, — повысил голос Мэл. — Я поехал бы только с тобой и больше ни с кем. На остальных мне плевать.
— Зато мне не плевать! — схватив горсть медовых шариков, я швырнула в бункер измельчителя.
— Уже дошло, — хмыкнул он. — Больше ни одна муха не пролетит рядом. Следи за огнем, пока буду крутить, — и взялся за ручку измельчителя.
— Поражаюсь твоей самоуверенности, Мелёшин, — ответила я раздраженно. — Из всей речи уловил самое нужное. Правильно говорят, у кого что болит, тот о том и говорит. Между прочим, пока ты обсуждал, какую ставку сделать, я почти околела.
Мэл нахмурился, затормозив перекручивание:
— Я прочно привязал заклинание. Оно не слетело бы даже при ходьбе.
— Однако улетело благодаря пьяным парням.
— К тебе приставали? — встревожился Мэл. — Запомнила их? Покажешь?
— Там парней было человек двести или триста. Откуда бы упомнила? К тому же злилась, пока ты любезничал с подружкой.
— Она мне не подружка.
— Значит, бывшая.
— И не бывшая. Никакая. Общая знакомая.
Увлекшись препирательствами, я позабыла о кипящем вареве, и оно тут же откликнулось, выплюнув вверх горячий брызг. Хорошо, что мы с Мэлом вовремя увернулись.
— Устала от твоих бывших и настоящих, — сыпанула я соленый порошок в булькающее месиво, и Мелёшин переключился на помешивание загустевшей смеси с безвозвратно нарушенными дозировками. — Устала от тех, кто общий и не общий, кто знакомый, а кто мимо проходящий.
— Упрекать прошлым нечестно, — Мэл добавил в варево медовую крошку. — Оно есть у каждого, его не спрятать и не стереть.
Богатое Мелёшинское прошлое — не чета моему жиденькому. Чтобы пересчитать подвиги Мэла, не хватит пальцев на руках и ногах, и нужно дополнительно арендовать три или четыре конечности.
— Наверняка и у тебя есть прошлое, — заметил он.
— Есть, — я сунула под пресс две ягоды вонюлярии. По кабине поплыл противный запашок.
— Вот видишь, — согласился растерянно Мелёшин. — И какое оно, твое прошлое? Безоблачное?
— Безоблачное, — сказала я ровно и вывалила ягодное месиво в сотейник. Главное, не переборщить: и с вонюляриями, и со спокойствием в голосе. Хвастовство и пафос Мэл раскусит сразу и не поверит.
— Это хорошо, что безоблачное, — заключил он после непродолжительного молчания. — Не жалеешь?
— О чем?
— О безоблачном прошлом?
— Как-нибудь переживу.
— Оно было случайно не с артистом из клуба? — не отставал Мелёшин, помешивая кипящее варево.
— Было, да прошло, — отрезала я, сыпанув навскидку розового пепла в сотейник. — И неважно, с кем. Важно, что меня постоянно тыкают носом, а я не учусь на ошибках и продолжаю влезать в неприятности.
— Эва, мне в голову не могло прийти, что потеряю тебя на цертаме. Вернулся, а там чужая компания. Поляна небольшая, зато народу — не протолкнуться. Честно, перепугался очень. Думал, ты опять влипла во что-нибудь. Пока всех обежал, цертама накрылась медным тазом.
