Первый испуг от нежданной встречи прошел, Марго подобралась поближе к Ардагару:
— Доброго дня, господин.
Ардагар окинул девочку мимолетным взглядом, признал. Углы его рта подернулись в улыбке:
— А-а, маленькая Марго!
Марго польстило, что он запомнил ее имя. "Нужный господин", — всплыли в голове слова сестры. Захотелось сделать что-нибудь хорошее, чем-нибудь порадовать человека, запомнившего ее.
— Я бы выбрала синее и красное. — Марго отвернулась и уставилась в землю, словно разговаривала не с Ардагаром, а сама с собой.
— Синее? — раздалось за спиной.
Марго еще никогда не было так неловко. Ей нравилось советовать "нужному" господину, но при этом почему-то было стыдно, будто она не советовала, а воровала. Ее щеки горели, а губы едва разлеплялись.
— Да, синее… как море… Он же с моря…
— А почему красное?
— Кровь… Викинги любят кровь. — Ответ сам выскочил из Марго. От неожиданности она повернулась к Ардагару, извиняясь заглянула ему в лицо: — Прости, господин.
— Море и кровь? — Он задумчиво перебирал в пальцах края веревочного пояса. — А что… Ему это может понравиться…
Толстые пальцы потянулись к лицу Марго, взяли ее за подбородок, потянули вверх.
— Ты умная девочка. Очень умная. — Рыбьи глаза Ардагара сузились, маленький рот расползся в улыбке. — Только пугливая. И слишком быстро бегаешь.
Он намекал на ее бегство из монастыря. Оправдываться Марго не собиралась, но намек показался обидным. Пока она придумывала достойный ответ, в глубине дома послышались женские голоса. Марго узнала восторженное попискивание Элисы — похоже, сестра сговорилась о покупке и была очень довольна собой.
Старый Гейнц вытянул шею, прислушиваясь. Засуетился, порываясь вернуться в дом. Пальцы Ардагара соскользнули с подбородка девочки.
— Ты слышал, что мне надо? — Он повернулся к старику.
— Да, господин. Пойдем, я отберу для тебя лучшее… — Тюкая посохом по земле, Гейнц направился к дому. Следом потянулись Ардагар и слуга. Все трое скрылись внутри. Женские голоса тут же смолкли…
Кто-то тронул Марго за плечо. Девочка обернулась. Перед ней стояла женщина долговязого. Платок на ее голове сполз на сторону, открывая грязное ухо и свисающий из-за него клок седых волос. Лишь теперь Марго заметила мелкие морщинки в углах глаз и рта покупательницы, въевшуюся в ее кожу серую земляную пыль, усталую тяжесть век.
— Мы согласны, — неуверенно пробормотала женщина.
Не понимая, Марго насупилась.
— Три несушки, — пояснила женщина.
Ее большие руки, словно не находя себе места, без устали оглаживали истертую ткань передника. Из-под обтрепанного, забрызганного грязью подола выглядывали деревянные башмаки с разбитыми в мочало носами. "То ли брат, то ли муж" бессловесной палкой торчал за ее плечом, уныло озирал дом Гейнцев.
— По рукам? — скрипуче спросил он.
Марго подумала, что вовсе не нанималась следить за товаром Гейнцев, и если те и окажутся в убытке, то в том не будет ее вины. Ирма могла бы сначала продать ткань женщине с долговязым мужиком, а уж потом рассыпаться в льстивых речах перед Элисой…
— Так что, по рукам? — повторил долговязый.
— По рукам, — решительно заявила Марго.
За выходку в доме Гейнцев Марго досталось и от матери, и от отца. После отцовских побоев у нее на спине расплылись огромные синяки, а на скуле — ссадина размером с указательный палец. Из-за синяков Марго два дня еле слезала с лавки. Все ее тело ныло, руки дрожали, а голова была тяжелой и горячей. Потом боль стала понемногу проходить. А на третий день после случившегося мать разбудила Марго очень рано.
— Поднимайся, — сказала она.
С трудом разлепив веки, Марго уселась на лавке. Посидев, вновь попыталась забраться под одеяло. Она хотела спать.
— Поднимайся. — Мать встряхнула ее за плечо, бросила на колени верхнюю одежду. — Нам пора.
Понимая, что доспать не удастся, Марго протерла глаза, осмотрелась. Рядом с ней, стянув на себя почти все одеяло, спала Элиса. Пышные волосы сестры разметались вокруг лица темным пушистым облаком. Губы Элисы были приоткрыты, при каждом вздохе она негромко всхрапывала. Отец сидел на лавке напротив, скрестив на полу босые ступни. На его щеках виднелись красные полосы от подушки, всклокоченная борода топорщилась в разные стороны. Сонно покачиваясь на постели, отец исподлобья рассматривал Марго. Глаза у него были опухшие и красные.
— Поспеши, — поторопила Марго мать.
Девочка слезла с лавки, натянула брошенную матерью одежду.
— Волосы прибери, чучело. — Отец потянулся, встал на ноги. Неторопливо подошел к Марго, протянул руку. У него были длинные и сильные пальцы. Отец сгреб волосы Марго на затылке, заставил дочь запрокинуть голову.
— Добегалась-таки… — глухо сказал он. Взмахнул кулаком, сунул его под нос дочери. — Гляди, хоть теперь не балуй. Заступников не будет!
От его руки пахло перегноем, на костяшках пальцев виднелись круглые кожистые наросты, похожие на мозоли. Уставившись на эти наросты, Марго послушно закивала. Отец разжал пальцы.
Марго впилась взглядом в его темное, мятое со сна лицо, зашевелила губами, беззвучно повторяя его слова. Отец сморгнул, серпнул носом, утер его рукавом, поморщился. В серых, спрятанных под кустистыми бровями глазах промелькнуло недовольство. Марго присела, вжала голову в плечи, прикрыла ее согнутыми руками:
— Не надо… Не бей…
На полу перед собой она видела босые ступни отца — широкие, плоские, с грязными длинными ногтями и светлыми волосками на большом пальце.
— Тьфу, дура! С ней по-хорошему, а она… — Ноги шевельнулись, поворачиваясь к Марго растрескавшимися пятками.
Марго осторожно высунулась из-под локтя. Увидев поросшую белесыми волосами спину отца, выдохнула, опустила руки. Наказывать ее не собирались, но зачем тогда разбудили так рано? Почему мать отворачивалась, стараясь не сталкиваться с ней взглядом, а обычно немногословный отец, все объяснявший кулаками, надумал учить ее жизни "по-хорошему"?
Отец согнулся над бадьей с водой, плеснул пригоршню на лицо, растер обеими ладонями. Покряхтывая от удовольствия, выпрямился, требовательно протянул руку. Мать сунула ему вышитое синими волнами полотенце.
— Фррр… — Вытираясь, отец оглянулся на послушно заплетающую волосы Марго. После умывания он подобрел, лицо разгладилось. — И что он в тебе нашел? За такие деньги мог любую взять. Чтоб было и на что поглядеть, и что пощупать…
Довольно хихикнул, бросил влажное полотенце матери:
— Эх, твое семя, вся в тебя — тишком, молчком, а нашла теплое место!
