– Э-э. Нет, – по инерции выпалила Рина.
– А чьи?
– Мамасины. Видишь дырку на пальце? Это оттого, что она вечно заталкивает туда мелочь.
Сашка моргнул.
– Так они твои или Мамаси?
– Изначально Мамаси, но забыла я.
Сашка наморщил лоб. Он ощущал, что они входят в область женской правды, когда все по отдельности вроде бы не ложь, но глобально картинка не складывается.
– Все равно не понимаю. Ты завираешься! – произнес он с досадой.
Рина вспыхнула. Гамов решил, что это подходящий повод, чтобы за нее вступиться.
– Эй! Может, ты перестанешь ее доставать? – с угрозой спросил он у Сашки. – Не волнуйся, детка! Он сейчас замолчит! Я воздействую на важнейшие энергетические точки: дзи, чжу и дзяо!
Гамов потянул палец к центру груди Сашки, чтобы повторить с ним то же, что когда-то проделал с берсерком, но внезапно качнулся вперед и растянулся на снегу.
Сашка озабоченно рассматривал кулак. У него была привычка неплотно сжимать пальцы. В перчатках это прокатывало, да там и не сожмешь плотно, а вот на улице можно серьезно травмироваться. В конце концов, наша рука тонкий и мыслящий инструмент. Она конструктивно не приспособлена, чтобы ее использовали как нокаутирующую кувалду.
Рина была поражена. Она считала, что у Сашки нет шансов. Он моложе Гамова, легче, не летал на гиеле, не стрелял с двух рук из арбалета. А тут Сашка стоит, а Гамов лежит и не двигается.
– Что ты с ним сделал? – завопила Рина.
– Ничего.
– Как ничего? А почему он не встает?
Сашка присел на корточки рядом с Гамовым и со знанием дела заглянул ему в глаза.
– Кармический гипноз. Я воздействовал на энергетическую точку «подбородок». Зубы целы. Минут через пять прочухается.
Перья пегов различаются по строению и функциям. Наружные перья, имеющие вид широких плотных пластин, называются контурными. Под ними располагаются пуховые. Контурные перья, находящиеся на поверхности крыла, называются маховыми. Они длинные, упругие и плотные, имеют форму вытянутой овальной пластинки, немного изогнутой по контуру тела. Маховые перья первого и второго порядка прикрепляются к кисти и предплечью. При этом маховые перья располагаются на крыле так, что их узкие части находятся поверх широких частей соседних перьев.
Шныровская зубрежкаАль рвался на привязи, пытаясь достать Сашку, но ему не хватало длины цепи. Молодая рябина гнулась, как удочка. Рина порадовалась, что вовремя потребовала его привязать. С Алем тонкая и мыслящая кувалда Сашки явно не справилась бы.
Рина врезалась в Сашку плечом, бросилась к Гамову и стала оттирать его снегом.
– Не так! – вмешался Сашка. – Переверни его на живот! Колено выше! Руку чуть вперед! Давай я сам…
Пока Сашка переворачивал Гамова, Рина изливала свое беспокойство в воплях:
– Зачем было его бить? Ручки чесались? Он спас мне жизнь! Понял ты? Тогда у ведьмарей, когда они меня накрыли!
Сашка убедился, что щеки Гамова розовеют.
– А почему ты мне сразу не сказала, что знаешь его?
Рина ненавидела оправдываться и сразу кидалась в атаку.
– Потому что ты стал бы злиться! А я, между прочим, не твоя собственность!
– А зачем ты врала?
– Ты меня заставлял!
– Я? Чем это?
– А тем! Вот этой твоей манерой поднимать брови и морщиться!
Гавр слушал, как они ругаются, задумчиво переводя морду с одного на другого, и то открывал, то закрывал пасть. Потом начал поскуливать.
– Все! – решила Рина. – Закругляемся! Не нервируй мне зверушку! У него хрупкая психика!
Пока Рина говорила, зверушка с хрупкой психикой обнаружила, что Аль привязан. Устроившись в метре от рвущегося Аля, зверушка небрежно развалилась на снегу и преспокойно принялась грызть кость. Изредка она поднимала морду и лукаво косилась на Аля, интересуясь: не надоело ли ему сердиться?
Аль захлебывался пеной. Глаза у него налились кровью. Он с такой силой рвал цепочку, что едва не задавился. Расправившись с костью, Гавр встал и потянулся. Тянулся он медленно, сперва каждой лапой по отдельности, а затем спиной и вытянутыми в струнку крыльями. Аля он при этом демонстративно не замечал. Закончив тянуться, подошел к лежащему Гамову, обшарил его носом и, обнаружив пристегнутую к бедру сумку с прикормкой для гиел, залез в нее мордой.
– Натуральный мародер! – сказал Сашка.
Несколько шариков просыпались на снег. Какая-то спрессованная химия: белки, жиры, углеводы – все в строгих пропорциях. Гамов, разумеется, не мог кормить Аля обычным мясом. Для него это было бы недостаточно технологично. Куда интереснее с экспресс-почтой получать пакеты из Швейцарии, где корм готовят в лаборатории под тройным контролем. А обычное мясо – кто его знает? Вдруг окажется на полпроцента жирнее, или в нем ехидно затаился и шевелит молекулярными цепочками какой-нибудь лишний белок.
Бедный Аль, конечно, как мог боролся с такой правильностью. При всякой возможности удирал и шастал по мусоркам, глотая пакеты с тухлятиной, плюща зубами консервные банки и тайком потроша носом памперсы.
Расправившись с кормом на глазах у Аля, Гавр деловито обнюхал лицо лежащего Гамова. Бьющий в нос запах молодой гиелы прочухивает лучше аммиака. Гамов рывком сел на снегу. Казалось, он пытается вспомнить, где он и что с ним. Вспомнил. Рука скользнула за пояс. В лоб Сашке уставился маленький арбалет. Болт был размером с палец, но с трехгранным наконечником.
– Я в тебя не стрелял! – быстро сказал Сашка.
– А мне плевать! Ты меня ударил!
– Я защищался!
– Ты не понимаешь! Ты ударил МЕНЯ!
Арбалет плясал в руке у Гамова. Он то начинал тянуть собачку, то ослаблял палец. Сашка ощутил, что с Гамовым дальше лучше не разговаривать. Он будет только накручиваться. Спасла положение Рина. Закричав на Гамова, она стала колотить его перчатками.
Гнев столкнулся с гневом. Женская истерика оказалась сильнее. Гамов пятился, закрывая сгибом локтя лицо. Потом опустил арбалет.
– Да идите вы оба! Хотел про уникум с ней поговорить, а она!.. – обиженно крикнул он и, увязая в снегу, направился к Алю.
Рина, замахнувшаяся, чтобы бросить ему в спину перчатки, остановилась:
– Про уникум?
Неожиданно Гамов повернулся и уставился куда-то между Риной и Сашкой.
– Не двигайтесь! – потребовал он сквозь зубы.
– Почему?
Не отвечая, Гамов опустился на одно колено, вскинул арбалет и, используя ладонь левой руки как опору, выстрелил. Тусклая молния болта мелькнула в двух ладонях от груди Сашки. Он решил, что Гамов стрелял в него.
– Промахнулся! – сказал он презрительно.
– Не промахнулся, – заверил его Гамов.