— Каких свечей? — поинтересовалась та же девушка.
— Христианские миссионеры в Аравии утверждали, что мандрагора светится в темноте и что по этому признаку ее отыскивают местные колдуны.
— Правильно политая мандрагора, — уточнил Пустынник. — Дело в том, что эта трава наиболее близка человеку по своему строению. Поэтому совмещение семян приводит к поистине невероятным результатам.
— Какое совмещение?! — возмутился экскурсовод. — Какое, к Линнею, может быть совмещение между человеком и травой? Между растением и животным. Ведь это не то, что разные виды, даже не классы, это вообще… гетеротрофы![19]
— Вы слишком большое значение придаете всякого рода классам, видам и типам, — пожал плечами колдун. — Все это хорошо в теории. Но когда дело доходит до практики, тут же выясняется, что генетически и по строению органов для пересадок наиболее близки к людям не обезьяны из отряда приматов, а свиньи из семейства парнокопытных. Что же касается энергетики, то тут нам ближе даже не животные, а именно кое-кто из растений.
— Оригинальная теория, — усмехнулся экскурсовод. — Обязательно изложу ее нашему профессору. И, кстати, с одним из ваших постулатов я готов согласиться прямо сейчас. В нашем мире действительно немало людей, которые произошли именно от свиней, а не от кого-то еще. А еще я могу показать вам, дорогие друзья, от какого из растений произошли снайперы, — развернулся молодой человек и пошел по зеленому коридору между папоротниками, камышами, монстерами и всевозможными пасленами. — Стреляет это растение пока еще не очень точно, но зато обладает уникальной дальнобойностью. Знакомьтесь: молочай гребенчатый…
Паренек вел свое повествование с таким живым воодушевлением, что экскурсанты двигались за ним, как завороженные, и Пустыннику, чтобы наклониться, быстро сорвать одно из яблок мандрагоры и опустить его в карман, не пришлось даже никому отводить глаза.
Да, разумеется, эту мандрагору никто не поливал семенем, не пытался инициировать, она была не очень сильна в воздействии на человека, а ее плоды — почти не ядовиты. Однако ее семена, равно как и семена прочих растений, имели замечательное свойство накапливать в себе солидный запас питательных веществ и практически неограниченное количество живой энергии. И что самое главное — яблоки мандрагоры могли запасать человеческую энергию! Достаточно всего лишь спрятать его рядом с постелью — и каждый сексуальный взрыв будет оставлять в ней свою немалую частицу.
* * * Верховье Волхова, Зима 2408 года до н. э.
Город открылся неожиданно. На тридцатый день своего одинокого перехода жрец вдруг обнаружил цепочку следов — овальных, не звериных, — двинулся по ним, рассчитывая на близкую поживу и ночлег возле теплой печи. Он глядел все под ноги, пока вдруг, подняв зачем-то голову, не обнаружил впереди длинную стену заостренных бревен, поднимающуюся над землей на высоту не меньше пяти человеческих ростов. И частокол, и склон перед ним сверкали толстой ледяной коркой, способной без труда остановить и зверя, и человека.
— От кого же они так берегутся? — удивился Изекиль, скидывая с головы капюшон. — Окрест никаких племен на полста дней пути.
Размеры поселения вызывали у него уважение. Это, конечно, не великие города Кемета — но найти среди диких северных снегов даже крепость средних размеров казалось невероятным. Зачем она здесь нужна? Кто кинется на эти скользкие отвесы? Если крепость ограждала северные рубежи какой-либо державы — то от кого? Кто станет угрожать государству, способному воздвигать подобные крепости? Ведь это не сотня дикарей, рассеянная среди чащоб, делающая ножи и наконечники копий из камня или кости и не умеющая даже прясть лен! А если сильный враг южнее — то кого защищает твердыня? Ведь не жалкая же кучка закутанных в шкуры смертных поставила здесь целый город!
Жрец долго размышлял, оглядывая белый, совсем еще новенький тын, потом взмахнул рукой, бормоча заклинание на отвод глаз, и неторопливо направился к смотрящим на юг воротам, от которых разбегалось множество тропинок и к ровной заснеженной глади впереди, и к нескольким прорубям на самой стремнине реки. Там и сейчас кипела работа: полтора десятка мужчин в длинных робах из покрытой темными пятнами кожи ширкали лед какими-то блестящими полотнами, выворачивали полупрозрачные кубы, а еще двое перекидывали их на странные повозки с полозьями вместо колес и утаскивали в сторону города. Под стенами на берегу, присыпанные снегом, лежали продолговатые предметы, в которых жрец без труда узнал простенькие дикарские лодки и еще несколько заметно более крупных кораблей.
— Тут должно обитать тысяч десять смертных, — тихо прикинул служитель Аментет. — Бабы, дети, старики… Мужчин крепость способна выставить тысячи две. Всех забрать не удастся, но и десять сотен для начала неплохо.
По коже поползли мурашки. Нет, не от холода — впервые за несчитанные десятилетия Изекиль ощутил, как близка его цель. Десять сотен воинов — это, конечно, мало, чтобы покорить Кемет, но вполне достаточно, чтобы составить костяк могучего, несокрушимого войска. Когда он явится в очередную страну с таким отрядом за спиной — ему уже никто не рискнет предложить развлекать смертных на базарной площади за долю в прибылях или прислуживать во время богослужений другим жрецам. Его не смогут, воспользовавшись усталостью или минутной заминкой, бросить в темницу или порезать на куски, не посмеют обманывать или угрожать. Он избавится от огромного количества мелких опасностей — ему останется только покорять. Покорять с помощью своей мудрости и знаний державу за державой, пока все они не соберутся в единое целое и не склонят свои колени перед всесильной Аментет, величайшей из богинь этого и небесного мира. Остался сущий пустяк: склонить здешнего правителя к вере в богиню смерти, показать ее могущество — тогда Изекиль сможет начать свой путь на юг, к родным берегам и древним храмам.
Жрец обошел полыньи ближе к противоположному берегу, сломил покрытый инеем, гибкий ивовый прут, после чего, нахлестывая себя и бормоча заговор на невидимость, пересек реку и пробился к дороге, остановившись в полусотне шагов от ворот. Перед створками стояли двое стражников — с круглыми, раскрашенными в крест щитами возле ног, толстыми прочными копьями со сверкающими бронзой наконечниками в руках, с мечами и ножами на поясе.
Да, это были настоящие воины! С такими не стыдно показаться ни в Кемете, ни в окрестных странах. И пусть они носят длинные меховые балахоны из рыси и лисьи шапки, пусть на ногах у них вместо изящных сандалий грубые сапоги — важно не это. В холодных землях все равно не выжить без подобных дикарских костюмов. Важно, что они имеют оружие, пригодное не для охоты, а только для боя с себе подобными; важно то, что они несут воинскую службу — а не выскакивают сонные из землянок, когда вождь начинает вдруг орать о приближающейся опасности. Это были настоящие бойцы, а не пахари или охотники, которым по нужде сунули в руки топоры и послали воевать.
