— Здравствуй, девочка, — голос старика был хриплым, чувствовалось, что ему трудно говорить.
— Здравствуйте, Дэн.
— Я так рад, что перед смертью снова слышу тебя.
— Не говорите так.
— А зачем мне тебе врать? — старик натужно рассмеялся, — Я сам знаю, что умираю. И я действительно мечтал попрощаться с тобой. Дэнни сказал, что ты занимаешься жемчугом.
— Да.
— Я знал, что ты без него не сможешь. Скажи, девочка, ты поешь ему?
— Пою? — вопрос меня удивил, но тут я поняла, что всегда напеваю, когда работаю, — Да, Дэн, я ему пою.
— Как бы я хотел еще раз послушать!
Не знаю, что на меня нашло, но я поняла, что хочу это сделать.
— Нет проблем, Дэн. Я сейчас в клубе. Я иногда выступаю здесь для друзей. Подождите минутку.
Я вскочила, чуть не сшибив подкатившего Хэнка.
— Направь телефон на динамики, — бросила я ему и побежала на сцену.
Я объяснила Бобби, чего от него хочу, он кивнул и повернулся к оркестру.
— Это прекрасный мир, и в нем полно чудес, — сказала я в микрофон, — Главное, не пройти мимо них.
I see trees of green, red roses, too
I see them bloom, for me and you
And I think to myself
What a wonderful world.
I see skies of blue, and clouds of white,
The bright blessed day,
The dark sacred night
And I think to myself,
What a wonderful world. (3)
— Я знаю, Дэн, вы никогда не проходили мимо чудес. Вы всегда замечали их и хранили в душе, чтобы передать своем детям и внукам. И даже мне.
The colour of the rainbow,
So pretty in the sky
Are also on the faces,
Of people going by
I see friends shaking hands,
Saying "How do you do?"
They're really sayin': "I love you".
— Вы знали, что в чудеса надо верить, и этому вы учили других. И тогда чудес в мире становилось больше.
I hear babies cry,
I watch them grow,
They'll learn much more,
Than I'll ever know
And I think to myself,
What a wonderful world,
Yes, I think to myself,
What a wonderful world
— Песня Боба Тила (Bob Thiele) и Джорджа Дэвида Уэсса (George David Weiss) "What a wonderful world" исполнялась Луи Армстронгом)
— Спасибо вам за чудо, которое вы подарили мне, Дэн.
Народу в зале собралось пока не много, но те, кто был, словно поняли, что происходит что-то слишком важное, чтобы вмешиваться. Не раздалось ни одного хлопка. Я уходила со сцены в полной тишине.
Хэнк протянул мне телефон. В глазах его стояли слезы.
— Хотел бы я, чтобы меня так провожали, девочка, — прошептал он.
— Уме, — это был Дэн, а не его дед, — спасибо.
— Дэниел?
— Он улыбается, Уме.
— Он…
— Нет, пока нет… Он просто снова потерял сознание. Но теперь… — я чувствовала, что слова даются ему с трудом, — теперь он умрет счастливым. Спасибо, Уме.
— Это так мало, Дэн. Я бы хотела сделать больше.
— Ты сделала. Извини, я перезвоню позже.
Хэнк сделал знак официанту и нам принесли напитки. Мы выпили — быстро и молча. Я подумала, что неплохо было бы напиться вдрызг и хоть несколько часов ни о чем не думать. К сожалению, в малых дозах алкоголь на меня не действовал, а в больших вызывал столько побочных эффектов, что об этом не хотелось даже вспоминать.
И тут снова зазвенел мобильный. Не знаю почему, но я поняла, что на этот таз должна ответить Каролине. Хэнк предано смотрел на меня, готовый в любую минуту придти на помощь. Я испытала прилив благодарности к нему. Кивнув, я ответила на звонок.
— Розалия скончалась десять минут назад, — голос Каролины был ровен, пару мгновений она подождала моей реакции, но не получив ответа, продолжила, — Она не страдала. Просто сердце остановилось. Уме?
— Я слушаю.
— Ты уже попрощалась с ней. Не думаю, что тебе стоит приезжать на похороны.
Я не ответила. Просто отключила телефон. Сердце Розалии остановилось, когда я пела джаз для другого умирающего старика. Не размышляя больше, я набрала телефон авиакомпании и заказала билет на утренний рейс в Талсу.
Смотритель Гектор
— Гектор, есть минутка? — Хандариф нетерпеливо переминается у двери.
— Входи, — приглашаю я, — Заодно полюбуешься на опусы претендентов.
— Ты так говоришь, как будто я смогу определить в них ошибки.
— Не в ошибках дело. Когда увидишь, сам все поймешь, — я подвожу его к столу, на котором разложены четыре плана Библиотеки, — Вот, смотри. Смотритель раз в десять лет должен составлять новую карту. Эту я сделал в позапрошлом году. Правда, у меня есть подозрение, что после прихода Марты Библиотека уже претерпела серьезные изменения. Кухню, к примеру, я перенес с планов Энгиона. Раньше мне туда хода не было, хоть я о ней и знал. Но когда заглянул туда к Риоху и Марте, сразу понял, что помещение намного больше, чем было при Энгионе.
— Интересно… — Хандариф внимательно рассматривает рисунок, — Вернисаж, мне кажется, удлинился.
— Раза в два, — хмыкаю я, — Она же, как заведенная, рисовала всю весну.
— Понятно.
— Теперь посмотри сюда, — я подвигаю к нему один из тестовых планов.
— Что это?
— Опус первый. Творение Анкитиля.
Хан водит по плану пальцем, внимательно поглядывая и на мой рисунок. Брови его начинают ползти вверх, он хихикает, а потом начинает хохотать.
Я тоже улыбаюсь. На плане Анкитиля обозначены только экспозиционные залы и малое гостевое крыло.
— Выгонишь его? — отсмеявшись, спрашивает Хан.
— Не могу! — слыша тоску в моем голосе, саламандр снова хихикает, — Только по сумме всех испытаний. Ты дальше смотри, это еще веселее.
На плане Бартавиоля Библиотека выглядит бубликом с центральным кольцевым коридором и комнатами по бокам от него. Хандариф с минуту рассматривает рисунок, потом недоуменно смотрит на меня.
— По кругу водила, — объясняю я, — Она это умеет, — Хан только головой качает, — Ну, и на закуску…
Я снова придвигаю к нему свой план и кладу рядом работу Велкалиона. На этой карте не обозначены разве что мои апартаменты с архивом при них и главное гостевое крыло — Библиотека оберегала приватность своих обитателей.
— Хочешь сказать, наш юный рассеянный друг — твой будущий ученик и приемник?
Я молчу, размышляя, что можно, а что нельзя доверить Хандарифу. А довериться ему мне очень хочется.
— Знаешь, если что, я буду только рад, — продолжает он, не дождавшись от меня ответа, — Мне этот парень понравился.
— Вот только не говори, что и у тебя он вызвал умиление! — ворчу я.
— Ну, я же не дама, чтобы умиляться! — веселится Хан, но вдруг меняет тон на серьезный, — Гектор, этот парень — умница. У него мозги потрясающие, и знает он столько, что и в десяти профессорских головах не уместится. Можешь на меня злиться, но я ему в качестве идеи подкинул мысль, что открытие множественных порталов между мирами может быть опасным. Так он за полчаса разложил по полочкам все, над чем наши ученые мужи месяц головы ломали. И знаешь, к какому выводу пришел? Держись крепче. Их фамильная магия голоса (понимай, как магия Энгиона) развалит грань почти сразу. А что касается магии Серебряной леди, то тут вообще ничего не известно, потому что за века в том мире она могла так видоизмениться, что теперь не только не вредит грани, а наоборот ее укрепляет. Так что ничего о порталах сказать заранее нельзя, пока не изучим, как именно Марта ворожит. И все это он выдал с этой идиотской улыбкой. Нет, правда, Гектор, он потрясающий парень. К тому же, раз нашел дорогу на наши посиделки, значит и сердце у него доброе. Так что радоваться надо, если он станет твоим приемником.
