Я смакую первый кусочек на языке, наслаждаясь его сочностью и ароматом. Я почти дрожу. Вспоминаю наш последний хлеб той ночью, перед обнаружением армии Инвьернов. Смятый хлеб из рюкзака Белена. Белен.
— Отец, я должна сказать вам… Белен… Он вернулся?
Ему приходится разом проглотить все, что он жевал.
— Нет. Хакиан вернулся, он сейчас на охоте. Косме очень переживает.
Мне приходится сделать глубокий вдох.
— Возможно, он нас предал.
— Что ты имеешь в виду?
Я объясняю, что я видела во вражеском лагере.
— Ты уверена?
— Я спрашиваю себя двадцать четыре раза в день с того самого момента, отец. Его не держали против воли. Он свободно передвигался по лагерю. Я видела… товарищество между ним и Инвьернами. И больше нет никаких объяснений тому, что мы были обнаружены. Мои спутники очень умелые, поэтому я уверена, что мы не выдали своего местоположения неосторожностью.
Он размышляет, глядя в мои глаза.
— Если я расскажу это деревне, то будет твое слово против его слова.
— Да.
— Деревня может тебя послушать, хоть Белен и один из нас. Но ты — Носитель. И ты убила анимага.
— Я не видела труп…
— Если ты потребуешь, его казнят.
В горле застревает ком.
— Я не хочу этого. Я хочу дать ему возможность помочь. Чтобы он рассказал, что он знает.
Алентин кивает в ответ.
— Тогда я дам указание, чтобы, если он вернется, его задержали для вопросов. И удвоим дозор по периметру. Мы готовы оставить это место при малейшем сигнале атаки.
Этот план меня устраивает. Я сосредотачиваюсь на тарелке.
Все мы усердно трудимся в течение следующих недель, потому что не знаем, как скоро Инвьерны начнут свой поход. Наши «сплетники» возвращаются из других деревень с известием, что Мальфицио в боевой готовности. Некоторые приводят с собой верных друзей и родственников. Соседнюю деревню стер с лица земли один из анимагов, и мы собираем пострадавших оттуда. Наше общее число приближается к восьмидесяти, и я рада, что теперь среди нас довольно много взрослых.
А затем случается то, чего я не ожидала: приходят слухи об атаках на врага, которые мы не организовывали. Другие деревни, другие тайные лагеря беженцев переняли нашу стратегию. Они изводят армию на всем ее чудовищном протяжении, нападая и прячась, чтобы напасть снова. Демон Мальфицио ожил.
Но нет никакого знака от Белена. В конце концов, Умберто признается мне, что Белен и Косме собирались пожениться, если переживут войну. Моя бывшая горничная стала еще более отстраненной, и мое сердце болит за нее.
И вот однажды сигнал приходит с границы, и мгновением позже караульный приводит в нашу деревню пленника с завязанными глазами. Это изящный молодой человек, одетый в такие же одежды пустыни, к каким я уже успела привыкнуть. Но внимательный взгляд обнаруживает более тонкий покрой, более яркий белый цвет и кушак, вышитый золотом. Юноша утверждает, что у него есть сообщение для лидера Мальфицио.
Мы тащим его глубже в пещеры, где он не сможет увидеть деревню и окрестности. Небольшая группа зрителей окружает нас, блокируя все возможные пути побега. Хакиан и караульный держат его за плечи, я снимаю с его глаз повязку.
— У тебя есть сообщение? — спрашиваю я. Мой голос почти звенит от беспокойства и чувства ответственности. Не уверена, что мне нравится этот голос.
— Я могу передать его только главе Мальфицио, — отвечает он, и его прямой взгляд и гордо поднятая голова заставляют меня уважать его.
— Ты говоришь без акцента людей пустыни, — говорю я.
— Я не из пустыни.
— Откуда же?
Он слегка вздыхает. Я прекрасно понимаю это чувство изнеможения, когда трудно сдерживаться.
— Я искал его почти три недели. В деревнях говорили, что мне следует искать ближе к югу, к границе с пустыней. Пожалуйста, скажите, что я достиг своей цели. Я думал, может, повязка на глазах…
— Ты нашел Мальфицио.
— Слава Богу. Вы его лидер? — Он смотрит на меня с тревогой.
— Я.
Хакиан предостерегающе рычит, когда пришелец лезет за кушак.
— Я безоружен, — говорит он, слабо улыбаясь. Из-за пазухи он достает кожаный пакет, плоско смятый, и сражается с завязками. Изнутри он вынимает кусок пергамента, тоже сплющенный, но с целой печатью ярко-красного воска.
Люди вокруг меня узнают печать, и вздох срывается с их губ. Трясущимися руками я ломаю печать и разворачиваю пергамент. Читаю. И перечитываю, для уверенности. Мое сердце грохает, и я поднимаю глаза.
— Это от князя Тревиньо, — говорю я собравшимся. — От предателя. От отца княгини Ариньи. Он желает обсудить возможный союз.
— Это ловушка, — хриплым голосом заявляет Умберто, глядя в земляной пол.
— Согласен, — добавляет Хакиан.
Мы собрались в моей хижине вместе с Косме и отцом Алентином, чтобы обсудить загадочное предложение князя. Сегодня Мара сделала мое любимое блюдо — жареные на углях бараньи ножки были тонко нарезаны, потом свернуты в рулетики и начинены чесночным хлебом с кедровыми орехами. Я неспешно ем.
— Князь оказался предателем, — кивая, говорит отец Алентин. — Плодами труда своего народа он кормит врага. Он отказывается защищать деревни. Возможно, он пообещал доставить тебя прямиком к Инвьернам.
— Зачем? — спрашиваю я. — Какая ему от этого выгода?
— Кто знает? — Умберто разводит руками. — Амнистия. Место в новом правительстве.
Нахмурившись, я размышляю.
— Но ведь нельзя исключать хоть малейшую возможность, что он действительно хочет обсудить союз.
Когда я смотрю на собеседников в надежде на поддержку, только Косме не встречается со мной взглядом.
Лицо Умберто искажается.
— Элиза, пожалуйста, не надо ходить туда.
— Если есть шанс, что князь хочет помочь нам, неужели ты не считаешь, что стоит рискнуть?
Мне хочется отправиться в Басагуан не только из-за этого. В таком большом городе наверняка будут новости о Бризадульче и Алехандро, может, я даже смогу получить ответ от Химены. Но эти соображения я держу при себе.
— Князь думает, что поступает правильно, — шепчет Косме. Она молчала большую часть вечера. — Он полагает, что спасает жизни своего народа, заигрывая с врагом.
В свете свечей ее глаза кажутся лишившимися глубины. Все вместе мы смотрим на нее, но ее тонкие черты остаются недвижными.
Умберто приближается к ней и берет за руку. Я чувствую укол ревности в груди, который оставляет после себя пустоту.
— Косме, — нежно говорит Умберто. — Князь предал бы Элизу, если бы думал, что это поможет его народу?
